соблазнительно. Она заплатила самую ужасную цену. Три Овиата подрались над ней, словно голодные волки из-за кости, и еще долго не смолкал ее умоляющий вопль, пока троица тянула в разные стороны ее внутренности и тыкалась в огромную дыру в черепе. К тому времени, когда Маэстро при содействии Пай-о-па сумел с помощью заклинаний загнать тварей обратно в круг, она умирала в спиралях своих собственных кишок, мечась, словно рыба, которой крючок распорол живот.
Позже Маэстро услышал вести о катастрофах, постигших другие круги. Везде была одна и та же история: Овиаты появлялись в толпе невинных людей и начинали кровавое побоище, которое прекращалось только тогда, когда одному из помощников Маэстро удавалось загнать их обратно. За исключением Сартори, все Маэстро погибли.
– Лучше бы я умер вместе с остальными, – сказал он Люциусу.
Юноша попытался было возразить ему, но зашелся в приступе рыданий. В этот момент внизу, у подножия лестницы, раздался другой голос, хриплый от скорби, но сильный.
– Сартори! Сартори!
Он обернулся. В холле стоял Джошуа. Его прекрасное пальто дымчато-синего цвета было забрызгано кровью. И его руки. И его лицо.
– Что нас ждет? – закричал он. – Эта буря! Она разорвет мир в клочки!
– Нет, Джошуа!
– Не лги мне! Никогда еще не было такой бури! Никогда!
– Возьми себя в руки...
– Господи Иисусе Христе, прости нам наши прегрешения.
– Это не поможет, Джошуа.
В руках у Годольфина было распятие, и он поднес его к губам.
– Ах ты безбожный ублюдок! Уж не демон ли ты? Я угадал? Тебя подослали, чтобы ты соблазнил наши души? – Слезы текли по его безумному лицу. – Из какого Ада ты к нам явился?
– Из того же, что и ты. Из земного.
– И почему я не послушал Роксборо? Ведь он все понял! Он повторял снова и снова, что у тебя есть какой-то тайный план, но я не верил ему, не хотел ему верить, потому что Юдит полюбила тебя, а как могла эта воплощенная чистота полюбить нечестивца? Но ты и ее сбил с пути, ведь так? Бедная, любимая Юдит! Как ты сумел заставить ее полюбить тебя? Как тебе это удалось?
– В чем ты еще меня обвинишь?
– Признавайся! Как?
Ослепленный яростью, Годольфин двинулся вверх по лестнице навстречу соблазнителю.
Миляга ощутил, как рука его взлетела ко рту. Годольфин замер. Этот трюк был ему известен.
– Не достаточно ли крови пролили мы сегодня? – сказал Маэстро.
– Ты пролил, ты, – ответил Годольфин, тыча пальцем в Милягу. – И не надейся на спокойную жизнь после этого, – сказал он. – Роксборо уже предложил провести чистку, и я дам ему столько гиней, сколько потребуется, чтобы сломать тебе хребет. Ты и вся твоя магия прокляты Господом!
– Даже Юдит?
– Я больше не желаю видеть это создание.
– Но она твоя, Джошуа, – бесстрастно заметил Маэстро, спускаясь вниз по лестнице: – Она твоя на вечные времена. Она не состарится. Она не умрет. Она будет принадлежать роду Годольфинов до конца света.
– Тогда я убью ее.
– И замараешь свою совесть гибелью ее невинной души?
– У нее нет души!
– Я обещал тебе Юдит с точностью до последней реснички, и я сдержал свое обещание. Религия, преданность, священная тайна. Помнишь? – Годольфин закрыл лицо руками. – Она – это единственная по-настоящему невинная душа среди нас, Джошуа. Береги ее. Люби ее, как ты никогда никого не любил, потому что она – это наша единственная победа. – Он взял Годольфина за руки и отнял их от его лица. – Не стыдись своего былого честолюбия и не верь тому, кто будет утверждать, что все это были козни дьявола. То, что мы сделали, – мы сделали ради любви.
– Что именно? – сказал Годольфин. – Юдит или Примирение?
– Все это – Едино, – ответил он. – Поверь хотя бы этому.
Годольфин высвободил руки.
– Я никогда ни во что больше не поверю, – сказал он и, повернувшись к Миляге спиной, стал спускаться вниз тяжелым шагом.
Стоя на ступеньках и глядя вслед исчезающему воспоминанию, Миляга распрощался с Годольфином во второй раз. С той ночи он уже ни разу не видел его. Через несколько недель Джошуа удалился в свое загородное поместье и добровольно заточил себя там, занимаясь
