перед смертью, когда он начал бредить, он все повторял разные имена и названия. Паташока – несколько раз повторил.
– Ты думаешь, он когда-нибудь посещал Доминионы?
– Сомневаюсь.
– Так значит, ты сам этому научился?
– Я нашел в подвале несколько книг и тайком вынес их. Не так уж и трудно было заставить круг заработать снова. Магия не подвержена распаду. Наверное, это единственная вещь... – Он выдержал паузу, крякнул и изо всех сил надавил на ключ. – ...о которой так можно сказать. – Ключ повернулся, но не до конца. – Думаю, папе понравилась бы Паташока, – продолжал он. – Но для него это было только название, бедный старый хрен.
– После Примирения все будет иначе, – сказала Юдит. – Конечно, для него уже слишком поздно...
– Напротив, – сказал Оскар, скорчив гримасу в очередной попытке переупрямить ключ. – Насколько мне известно, мертвые просто заперты – так же, как и мы. Греховодник утверждает, что духи бродят повсюду.
– Даже здесь?
– Здесь в особенности, – ответил он.
В этот момент замок сдался, и ключ повернулся до конца.
– Ну вот, – сказал он, – почти как магия.
– Замечательно. – Она похлопала его по спине. – Ты просто гений.
Он усмехнулся в ответ. Мрачный, сломленный человек, которого она застала час назад потеющим от страха на церковной скамье, воспрял духом, стоило найтись занятию, которое отвлекло его от размышлений о своем смертном приговоре. Он вынул ключ из замка и повернул ручку. Дверь была массивной и тяжелой, но открылась без особого труда. Он первым двинулся в темноту.
– Если память мне не изменяет, – сказал он, – здесь был свет. Нет? – Он ощупал рукой стену. – Ага! Подожди!
Выключатель щелкнул, и ряд голых лампочек, подвешенных к кабелю, осветил комнату. Она была просторной и отличалась аскетическим убранством. Стены были обиты дубовыми панелями.
– Это единственная сохранившаяся часть старого дома Роксборо, кроме подвала. – В центре комнаты стоял простой дубовый стол, вокруг которого было восемь стульев. – Очевидно, здесь они и встречались – первый состав Tabula Rasa. И они продолжали встречаться здесь из года в год, до тех пор, пока дом не был разрушен.
– А когда это случилось?
– В конце двадцатых.
– Стало быть, в течение ста пятидесяти лет задницы Годольфинов сидели на одном из этих стульев?
– Точно.
– В том числе и Джошуа.
– Вероятно.
– Интересно, скольких из них я знала?
– А ты не помнишь?
– Хотела бы я помнить. Я все жду, когда воспоминания вернутся ко мне. Но честно говоря, у меня появились сомнения, что это вообще когда-нибудь произойдет.
– Может быть, ты подавляешь их по какой-то причине?
– Но по какой? Потому что они так ужасны, и я не смогу их выдержать? Потому что я была шлюхой и позволяла передавать себя по кругу, наравне с бутылкой портвейна? Нет, не думаю, что дело только в этом. Я не могу вспомнить, потому что все это время я не жила по- настоящему. Я ходила по миру, как лунатик, и не нашлось человека, который разбудил бы меня.
Она подняла на него взгляд, чуть ли не вызывая его встать на защиту права собственности своего рода. Разумеется, он не произнес ни слова и двинулся к огромному камину, выбирая по дороге третий ключ. Он нырнул под каминную доску, и она услышала, как ключ повернулся в замке, от этого пришли в движение шестеренки и противовесы и наконец раздался скрипучий стон петель. Потайная дверь открылась. Он оглянулся на нее.
– Ну, ты идешь? – спросил он. – Будь осторожна, здесь крутые ступеньки.
Лестница оказалась не только крутой, но и длинной. Слабый свет, проникавший из комнаты наверху, через полдюжины ступенек уступил место кромешной тьме, и ей пришлось миновать еще дюжину, прежде чем Оскар нашарил внизу выключатель, и лабиринт осветился. Ее охватило торжество. С тех пор как синий глаз привел ее в темницу Целестины, она много раз откладывала свое желание проникнуть в этот подземный мир, но оно никогда не умирало в ней. И теперь, наконец-то, она пройдет там, где побывал ее мысленный взор, – через книжную шахту с полками до потолка к тому месту, где лежит Богиня.
– Это самое обширное собрание священных текстов со времен Александрийской библиотеки, – сказал Оскар тоном музейного экскурсовода, в попытке, как она заподозрила, защитить себя от тех чувств, которые он невольно разделял вместе с ней. – Здесь есть такие книги, о существовании которых не подозревает даже Ватикан. – Он понизил голос, словно
