– ...Юдит не может...
– Я слушаю, – сказала Юдит.
– Юдит, повесь трубку! Не будешь же ты разговаривать с этим подонком!
– Успокойся, Мерлин.
– Слышишь, что она говорит, Мерлин. Успокойся.
Мерлин бросил трубку.
– Ревнует, а? – сказал Миляга.
– Он думает, что все это твоих рук дело.
– А ты рассказала ему об Эстабруке?
– Нет еще.
– Так ты хочешь обвинить во всем его наемника, так ведь?
– Послушай, извини меня за некоторые резкие фразы. Я не знала, что говорила. Если бы не ты, вполне возможно, что меня бы уже не было в живых.
– «Возможно» здесь ни при чем, – сказал Миляга. – Наш дружок Пай знал, чего он хочет.
– Он действительно знал, чего он хочет, – сказала Юдит, – но я не уверена в том, что он хотел убить меня.
– Он пытался задушить тебя, Юдит.
– Ты так думаешь? А по-моему, он просто хотел заткнуть мне рот, чтобы я не кричала. У него был такой странный вид...
– Я думаю, нам надо поговорить об этом с глазу на глаз, – сказал Миляга. – Почему бы тебе не улизнуть от своего любовничка и не отправиться со мной куда-нибудь выпить? Я могу встретить тебя прямо у подъезда. Ты будешь в полной безопасности.
– По-моему, это не такая уж хорошая мысль. Мне надо еще вещи упаковать. Я решила завтра вернуться в Лондон.
– Ты и раньше собиралась это сделать?
– Нет. Просто дома я буду чувствовать себя в большей безопасности.
– Мерлин поедет с тобой?
– Его зовут Мерлин. Нет, не поедет.
– Ну и дурак.
– Слушай, мне пора. Спасибо, что вспомнил обо мне.
– Это не так уж трудно, – сказал он. – И если этой ночью ты почувствуешь себя одиноко...
– Этого не произойдет.
– Кто знает. Я остановился в «Омни», комната 103. Здесь двуспальная кровать.
– Будет место, где поспать.
– Я буду думать о тебе, – сказал он. Выдержав паузу, он добавил: – Я рад, что снова тебя увидел.
– Я рада, что ты рад.
– Это означает, что ты не рада?
– Это означает, что мне еще предстоит уложить кучу вещей. Спокойной ночи, Миляга.
– Спокойной ночи.
– Желаю весело провести время.
Он упаковал свои немногочисленные вещи и заказал себе в номер небольшой ужин: сэндвич с курицей, мороженое, бурбон и кофе. Очутившись в теплой комнате после всех своих мытарств на ледяной улице, Миляга совсем размяк. Он разделся и стал поглощать свой ужин голым, сидя напротив телевизора и подбирая с лобка крошки, похожие на вшей. Добравшись до мороженого, он почувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать есть. Тогда он осушил бурбон, который оказал на него свое немедленное действие, и улегся в кровать, оставив телевизор включенным в соседней комнате, но уменьшив его звук до усыпляющего бормотания.
Его тело и его ум существовали отдельно друг от друга. Тело, вышедшее из-под контроля сознания, дышало, двигалось, потело и переваривало пищу. Ум погрузился в сон. Сначала ему снился поданный на тарелке Манхеттен, воспроизведенный во всех мельчайших деталях. Потом – официант, который шепотом спрашивал, не угодно ли сэру провести ночь. А потом ему снилась ночь, которая черничным сиропом заливала тарелку откуда-то сверху, вязкими волнами покрывая улицы и небоскребы. А потом Миляга шел по этим улицам, в окружении небоскребов, рука об руку с чьей-то тенью, общество которой доставляло ему невыразимую радость. Когда они подошли к перекрестку, тень обернулась и дотронулась своим призрачным пальцем до переносицы Миляги, словно близилось наступление Пепельной Среды.[1]
Прикосновение доставило ему наслаждение, и он приоткрыл рот, чтобы прикоснуться
