– И о тебе. И о Тэмми. И о том, что со мной было. Да, все это время я только и делал, что прокручивал в памяти всю свою жизнь. Здесь, знаешь ли, не так много других занятий.
– Но что тебя тут удерживает?
Тодд пошевелился, и несколько комьев земли скатились с кровати на пол. Максин увидела, что нижнюю часть его тела укрывает вовсе не одеяло, а куча влажной земли. Стоило Пикетту двинуться, и куча эта начала разваливаться. Он протянул руку и принялся сгребать землю, не давая ей просыпаться через край кровати.
Максин с удивлением заметила, что тело Тодда находится в прекрасной форме. Давно он уже не выглядел так хорошо. Живот казался подтянутым, мускулистым и плоским, грудные мышцы, в меру накачанные, рельефно выступали под кожей. Шрамы зажили, и лицо его вновь обрело прежнюю красоту. Следы, нанесенные временем, разными излишествами и скальпелем доктора Берроуза, исчезли без следа.
– Ты прекрасно выглядишь, – заметила Максин.
– Только чувствую себя далеко не лучшим образом, – откликнулся он.
– Правда?
– Правда. Ты ведь знаешь меня как облупленного, Максин. Я ненавижу быть самим собой. Это сводит меня с ума.
Тодд отвел взгляд от бывшего менеджера и вновь принялся поправлять кучу земли у себя на коленях. Максин увидела, что из влажных комьев торчит его возбужденный член.
– Когда я проснулся, он уже стоял, – сообщил Том, поймав ее взгляд, и слегка потеребил член рукой. – И с тех пор он не желает опускаться.
Судя по голосу, он ничуть не гордился этим фактом, но и не был им огорчен; упорно стоявший пенис лишь забавлял его – точно так же как и куча земли, что скрывала нижнюю часть его тела.
– Слушай, а зачем ты устроил на кровати газон?
– Просто для развлечения. Сам не знаю для чего.
– Нет, знаешь, – непререкаемым тоном возразила Максин.
– Ты права, знаю. Я ведь мертв, не так ли?
– Да.
– И я это понимаю, – кивнул Том с угрюмым видом человека, только что получившего подтверждение плохой новости. – Прекрасно понимаю. Стоило мне взглянуть в зеркало и увидеть, что все мои шрамы исчезли, я понял: теперь я стал таким же, как и вся эта дохлая братия в каньоне. И я отправился их искать.
– Зачем?
– Мне надо было с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь из товарищей по несчастью. Узнать, как вести себя в подобных обстоятельствах. Когда ты мертв – и в то же время пребываешь на земле и имеешь тело. Так сказать, плоть. Я думал, может, существуют какие-то правила на этот счет. Но все мертвецы – такие как я – исчезли.
Том оставил в покое свой член и уставился на сверкающую полоску света, что проникала сквозь плотные занавеси.
– Остались лишь те, другие…
– Отродья?
– Да. Но все они передохли, словно мухи.
– Мы их видели. Точнее, их трупы. Там, в саду.
– Мерзкая падаль, – пробормотал Тодд. – Я знаю почему.
– Что почему?
– Почему они все померли.
– И почему же?
Тодд облизнул губы и нахмурился. Взгляд его стал непроницаемым.
– Тут есть нечто, Максин, – сказал Тодд. – Оно выходит по ночам.
Голос его сорвался до хриплого шепота:
– Оно сидит на крыше.
– Ради бога, о чем ты говоришь? – недоуменно вопросила Максин.
– Сам не знаю о чем. Знаю только, что чуть не наложил в штаны, когда увидел его в первый раз. Оно сидело на крыше и сияло.
– Сияло?
– Да, сияло, словно кусочек солнца.
Тодд вдруг принялся торопливо заваливать возбужденный член землей, словно мальчик, которого застали за позорным занятием; он сыпал землю пригоршнями, надеясь скрыть свою эрекцию. Однако усилия его оказались тщетными. Напряженная красная плоть по-прежнему торчала из земли.
– Мне бы не хотелось, чтобы оно увидело меня, Максин, – едва слышно прошептал Тодд. – То, что сидит на крыше. Оно не должно меня увидеть. Ты не можешь сказать ему, чтобы оно убиралось прочь?
Максин не смогла сдержать смех.
– Не смейся, прошу тебя, – с досадой оборвал ее Тодд.
– Ничего не могу с собой поделать, – сквозь хохот сказала она. – Видел бы ты себя со стороны. Сидишь посреди кучи грязи, играешь со своим петухом и рассуждаешь про какой-то страшный свет…
– Я не знаю, что это такое, – повторил Тодд. – Но оно меня пугает.
Максин продолжала бороться с приступами смеха – таким абсурдным казалось ей все происходящее.
– Я попрошу Тэмми прогнать его, – обиженно буркнул Тодд. – Уж она-то не откажется мне помочь. Я знаю, не откажется.
Он по-прежнему неотрывно смотрел на сверкающий луч, пробившийся в щель между шторами.
– Иди и приведи Тэмми, – распорядился Тодд. – Я хочу ее видеть.
– А меня ты больше не желаешь видеть – так это надо понимать?
– Почему же, – покачал головой Тодд. – Если хочешь, можешь остаться. А хочешь, можешь уйти. Ты ведь убедилась, что со мной все в порядке. Живым меня не назовешь, но я вполне здоров.
– Если не считать, что тебя беспокоит какой-то странный свет.
– Да. Свет. Именно свет. Я не свихнулся, Максин. Он там, на крыше.
– Я не сомневаюсь, что ты в здравом уме, – примирительно заметила Максин.
Впервые за все время разговора Тодд пристально взглянул на нее. Луч, на который Пикетт так долго смотрел, каким-то образом проник в его глаза и теперь скользнул по ее лицу. «Наверное, все призраки так смотрят», – пронеслось в голове Максин. Серебристое сияние, испускаемое его глазами, было очень красиво. Но в нем чувствовалось что-то нечеловеческое.
– А что, если нам с тобой все это снится? – предположил Тодд. – В таком доме, как этот, может присниться все, что угодно. Я ведь умер, правда? Я прекрасно помню, что умер. Меня убила эта чертова сука, Катя. Заколола ножом.
Голос Тодда стал мрачным, стоило ему вспомнить о муках, сопровождавших его последние минуты, – не только о физической боли, но и о нравственных страданиях, которые Катя причинила ему своим предательством.
– Знаешь, я должна сказать тебе, что очень сожалею о случившемся, – смущенно пробормотала Максин.
– О чем именно?
– О многом. Прежде всего о том, что в тяжелый момент я оставила тебя без поддержки.
