— Так — это как? — уточнила она. Бушевавшие в ней эмоции были готовы выплеснуться наружу, и Энжи, опасаясь, что это вот-вот случится, старалась держаться подальше от мужа.
— Бурные занятия любовью еще не означают, что я действительно тебя люблю или что ты любишь меня, моя маленькая...
Произнесенные тихим и спокойным голосом слова словно острое копье поразили ее сердце. Она побледнела и, стараясь скрыть волнение, перевела взгляд на полную воды ванну.
— Я знаю, — выдавила она из себя с нервным смешком, похожим больше на кряканье.
— Ты еще не понимаешь, что именно ты испытываешь ко мне, — продолжал он. — Давным-давно ты была очарована мною, а сейчас я стал твоим первым любовником...
— Но тебя было трудно остановить, — напомнила она.
— Да, но если бы я знал, что ты девственница, если бы ты не скрыла от меня правды, Анжелика, я бы и пальцем тебя не тронул, — с пугающей откровенностью признался Лоренцо. — Зная, что ты искушенная в вопросах секса женщина, провести с тобой первую брачную ночь, которой я так и не имел, казалось мне сущим пустяком.
— Ах, вот как! Сущий пустяк, значит! — взвизгнула она, скрестив руки на груди, чтобы не было видно, как сильно они дрожат. Каждое сказанное им слово причиняло ей мучительную боль.
— Вероятно, я не совсем правильно выразился, — жестко произнес он. — Но ты из кожи вон лезла, чтобы убедить меня в том, что у тебя была масса любовников. Анжелика, мне не хотелось бы говорить сейчас на эту тему. По-моему, нам обоим надо временно отдохнуть друг от друга.
Его предложение лишь подлило масла в огонь, и рвавшееся наружу возмущение наконец вырвалось на свободу.
— Да, теперь мне все ясно! Теперь я понимаю, несмотря на отсутствие сексуального опыта. Ты из породы тех мерзких соблазнителей, которые довольствуются одной ночью, а затем исчезают, как кентервильское привидение!
— Откуда тебе знать это?! Бог мой! — гневно вскричал он. — Тебе же сравнивать не с кем!
Чтобы не упасть, Энжи с такой силой прислонилась спиной к кафельной стене, что была уверена: отпечатки виньеток на плитке навсегда останутся на ее коже.
— Я не жалею о содеянном. Но мне хочется объяснить тебе, что...
Она не дала ему договорить.
— Ты получил то, чего так добивался, пришел в себя и на этом все кончено? — с неприкрытой горечью произнесла она. — Видишь, я сказала это и тем спасла тебя от дальнейших ненужных откровений.
От этих слов Лоренцо напрягся и побледнел от гнева. Сжав кулаки, он поднял руки и... бессильно опустил их.
— Боже, как ты отвратительно мелодраматична! Ты только послушай себя! С какой стати мне говорить или думать о таких вещах? Ты ведь не только моя жена, но и, возможно, носишь моего ребенка под сердцем!
— О, только не надо об этом снова! — едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на мужа с кулаками, выпалила она.
— Тебе не кажется, что теперь шансы увеличились? Господи помилуй! Я был настолько нетерпелив, что даже не разделся! В такой ситуации я и не подумал о предохранении, не надейся!
— Я хочу в ванну, — заявила Энжи, глядя на манящую гладь воды, будто в ней она могла укрыться и спастись от всех проблем, ибо было ясно, что Лоренцо не собирается уходить, не выяснив всего. — А потом я полечу в Дублин и добьюсь скорейшего развода.
— Ты останешься здесь. А я уеду на пару дней в Милан. Как я уже говорил, ни один из нас сейчас не в состоянии мыслить трезво.
— Тогда уходи!
— Посмотри на меня...
— Не хочу. Мне просто надо побыть одной...
Лоренцо подошел к жене и нежно обнял за плечи.
— Я не могу тебя оставить в таком состоянии, дорогая.
— Хватит обращаться со мной, как с несмышленым беспомощным ребенком! — Она вырвалась из его рук. — Допустим, что я эмоциональнее, чем ты, но я уже взрослая!
— Но иногда ведешь себя, словно маленькая девочка.
Увидев, что он все еще стоит слишком близко, она уперлась руками ему в грудь и с силой оттолкнула. Поскольку его ноги были прижаты к ванне, он потерял равновесие и, не удержавшись, с громким криком упал в воду, подняв при этом мощный фонтан брызг. Опешив от неожиданности, она оторопело уставилась на бултыхающегося мужа, а потом расхохоталась. Бросив на нее уничтожающий взгляд, Лоренцо выбрался из ванны.
— Если бы ты была мужчиной, то тебе бы несдобровать! — прорычал он.
Энжи прикрыла рот рукой, сдерживая смех. Вид у Лоренцо был весьма жалкий: одежда прилипла к телу, и с нее стекала вода, образуя на полу вокруг него большие лужи.
— Это произошло случайно, — задыхаясь от смеха, выдавила она. — Честное слово. Я вовсе не хотела, чтобы ты упал в ванну.
— Все, с меня достаточно, я ухожу! И не вернусь до тех пор, пока ты не убедишь меня, что можешь вести себя как взрослая!
И взрослый мужчина без чувства юмора вышел из ванной, оставляя за собой мокрые следы. Сначала хлопнула дверь ванной, а за ней и спальни. Все, Лоренцо ушел. Тогда она вытерла насухо пол и предалась размышлениям. Муж прав, говоря о своем сложном характере: он далеко не сахар. Сидя на полу и перебирая в памяти детали происшествия, она вновь ощутила хорошо знакомое чувство одиночества.
9
За истекшие тридцать шесть часов Энжи пришла к ряду заключений. Все это время она не покидала спальни, меряя ее шагами, плача и неожиданно засыпая и просыпаясь. Ее одиночество постоянно прерывалось приходом прислуги, приносившей различную еду и напитки. Зная ее привычку затаиваться в укромном месте и не позволяя ей выплакаться и погоревать вволю, Лоренцо приказал слугам приносить его жене еду и питье каждый час. И если самого мужа не было рядом с ней, то о его незримом присутствии напоминали постоянные визиты прислуги.
Бродя по спальне и открывая все шкафы и ящики подряд, она обнаружила свою любимую тряпичную куклу Жаннет. Она сидела на одной из полок платяного шкафа, изрядно потрепанная, но все в том же цветастом наряде. Энжи прижала куклу к груди, словно здоровалась со своей лучшей подругой.
Она перебрала всю одежду мужа, имевшуюся на вилле, и не раз порывалась искромсать ее ножницами. Лоренцо покинул ее, и она чувствовала себя глубоко несчастной и безнадежно одинокой, словно у нее украли свет в жизни. Она понимала, что напоминает героинь из дешевых мелодрам, но ничего поделать с этим не могла. Лоренцо предложил ей три недели, а получилось так, что он удовольствовался всего одной ночью. Та ночь была ее
