сомнения и предположения обрели страшную реальность. Он заставил себя продолжить: — Ты, Марси, в этом деле новенькая. Да и в наших местах недавно. Нет, ты, конечно, можешь продолжать изучать это дело, только избегай скороспелых выводов.
Как только Марси, расспросив его о некоторых деталях преступлений, вышла из кабинета и направилась к себе — листать дела и делать нужные выписки, — слабая улыбка исчезла с его лица. Он закрыл папку, положил руки на стол, опустил на них голову и долго сидел так.
Комната для допросов в полицейском участке Стингерс-Крик представляла собой маленькое неуютное помещение без окон, освещавшееся слабенькой лампочкой под пыльным металлическим абажуром.
— Если вы хотите поговорить с шерифом, вам придется немного подождать, — сказала Марси.
— Не волнуйтесь, мэм, я обязательно подожду его. И непременно поговорю с ним. Только наедине. — Дюк Роулинз развалился на металлическом стуле, вытянулся, широко расставив ноги и чуть приподняв зад. Марси Винбаум еще раз обвела взглядом нагловатого посетителя, повернулась и вышла.
В дверях появился Огден Парнум, увидел Дюка. На лбу его выступили капельки пота. Он достал из кармана платок, вытер им лицо.
— Ну что, шериф? Вспомнил меня? — Дюк обернулся к нему, перекинув руку через спинку стула, повис на ней, поднял глаза на Огдена. Тот повернул ключ в замке, запирая дверь комнаты.
Дюк жеманно поднял брови, игриво спросил:
— И зачем же ты позвал меня сюда? Что еще натворила твоя милашка, твой маленький зайчик, твой пидерочек, твоя тугозадая шлюшка, твой сосунчик? Какие у тебя есть к нему вопросы?
Шериф сел за стол.
— Час назад мне принесли отчет из лаборатории, — хрипло начал говорить Парнум, сразу же переходя на шепот. — Они провели анализ пятен, оставшихся на туфлях убитой, Джейн Доу, и сделали вывод — это автомобильная краска. Ею покрывают внутреннюю часть кузовов только одной модели машин — пикапов «додж-рэм». У нас в Стингерс-Крик такой автомобиль есть, и стоит он во дворе твоего дома.
Выражение лица Дюка не изменилось, он продолжал спокойно разглядывать Огдена. Тот грохнул по столу кулаком.
— Я что, неясно выражаюсь?! — рявкнул он. — Об этом уже все знают! Марси, сотрудники лаборатории… это неопровержимая улика!
— Мне наплевать, как ты выражаешься. — Дюк оперся ладонями о стол, приблизил лицо к Огдену. — Меня другое интересует: чтобы ты как можно быстрее забыл об этой улике.
— Ты что, с ума сошел? Я не могу…
— Да? Ну тогда давай посмотрим на это дело по-другому. К примеру, что скажут дорогая миссис Парнум и твои детки? Когда узнают об одном твоем секретике. Как там будет чувствовать себя преподобный Эллис? Замечательный подарок для хора первой баптистской церкви, не так ли?
Несколько минут Парнум сидел неподвижно, молча глядя на стол. Наконец сказал:
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Как это «посмотрю»? Никаких «посмотрю»! Ты сделаешь все, что нужно.
— Ты убил пять девушек, — глухо проговорил он.
— Ой, какой кошмар! — Дюк изобразил фальшивую жалость, засмеялся.
Парнум нервно сглотнул.
— Не смей меня судить! Не тебе, сукину коту, это делать, — продолжал Дюк.
Парнум внезапно почувствовал тошноту. Голова у него закружилась. Чтобы не упасть, он ухватился за край стола.
— Ты был там в ночь на пятницу, — через силу выговорил он.
— А ты ничего не путаешь, шериф? Я не мог быть там, потому что мы с тобой сели играть в покер в семь вечера.
— С такими, как ты, я в покер не играю…
— Вот как? — Дюк рассмеялся. — Скажешь, что и Донни Риггза с нами тоже не было? Ведь это он нас пивом угощал.
— Какой Донни Риггз? Ты чего бормочешь?
— Шериф, у тебя перед глазами главные моменты твоей жизни еще не мелькают?
— Паскудник, — прошипел Парнум.
— Это я-то паскудник? А ты кто тогда?
— Ты убил Рейчел Уэйд и засадил в тюрьму своего дядю.
Глаза Дюка сузились, он снова наклонился к Парнуму, злобно зашептал:
— Послушай, ты не судья и не присяжный. Не изображай из себя справедливость. Я не бросил своего дядю, я каждый день ходил на судебные заседания…
Огден перебил его:
— Чтобы послушать, какие детали известны полиции?
— Ты поосторожнее с обвинениями, шериф. Следи за своим языком. Меня пока не привлекают к ответственности, и еще неизвестно, привлекут ли. И дядей ты меня не попрекай.
— И не жалко тебе его? Билл Роулинз был добрейшим человеком.
— А разве я не говорил то же самое? Но его платок нашли во рту убитой девушки.
Парнум покачал головой:
— Какая же ты сволочь! Послать своего дядю на верную смерть.
— Послушай, я не виноват в том, что в камере у него случился сердечный приступ. Если бы я был там в тот момент, я бы делал ему искусственное дыхание быстрее, чем те ублюдки, которые оказались с ним рядом.
— Ты и есть ублюдок…
— Да ладно тебе. — Дюк махнул рукой.
В комнате повисла тишина. Было слышно, как за дверью двигают ящики письменного стола. Потом зазвонил телефон. Приглушенно жужжал кондиционер.
Дюк нарушил молчание первым:
— Как ты думаешь, шериф, а ты — хороший человек?
— Послушай…
— Я тебя спросил — ты хороший человек или нет?
— Да.
— Вот и замечательно. Я так и думал, что ты это скажешь. В таком случае считай, что ты расплачиваешься со мной. За все удовольствия. А меня оставь в покое. Я наслаждаюсь своими действиями, они приносят мне громадное удовольствие, такое же, как я когда-то приносил тебе. Даже большее. И не трогай меня — тебе же лучше будет, шериф. А мучают ли тебя кошмары, просыпаешься ли ты в холодном поту — мне все равно.
Парнум побледнел, сидел не шелохнувшись. Дюк поднялся, нагнулся и поцеловал его в уголок глаза, провел языком по щеке до шеи. Парнума затрясло.
— Вот и все, шериф. Запомни — ты меня больше не трахнешь. А вот я тебя трахнуть могу в любой момент. — Он ударил по стулу, направился к двери, повернул ключ и вышел.
