Пограничники возвращались на заставу. Дорога шла через болото, заросшее камышом, осокой, редким осинником, и спускалась на широкий луг. Недавно на нем, словно маленькие полевые солнца, пестрели ромашки, пряно и свежо пахло клевером и, опутанные повиликой, позванивали на ветру колокольчики. Но теперь на лугу пусто и голо: поутру здесь на славу поработали косцы. Лишь кое-где мелькают зелеными островками заросли чертополоха.
Мы обходим эти островки и идем дальше по колючей стерне.
— Стой! — закричал мой товарищ и схватил меня! за плечо. — Раздавишь…
Я взглянул под ноги и заметил перевернутое гнездо, а рядом крохотного перепеленка. Птенец замер, прижался к земле, только голубой пушок на его голове едва вздрагивал.
Я поднял птенца и осторожно положил на ладонь. Он был похож на маленькую серую варежку. Лишь по временам живая варежка тихо попискивала. Птенец звал мать.
Мы посмотрели кругом, но поблизости никого не было.
И тут я предложил:
— Отпустим его…
— Да разве не видишь, — возразил мой товарищ. В небе-то…
Я поднял голову. Там в синей дымке медленно парил ястреб.
Так вот почему не видно матери птенца. Луговая курочка увела своих детей в заросли, подальше от опасности. Ну, а этот был, наверное, ротозей — вот и отстал.
Пока мы раздумывали, как поступить, ястреб сделал последний круг и скрылся из виду.
Я положил птенца на землю, и мы затаились в кустах: а вдруг перепеленку еще понадобится наша помощь!
Минуту спустя на зов птенца из зарослей выпорхнула перепелка, Видно, она давно заметила нас, и теперь прикинулась больной, раненой: то падала на землю и кралась, как мышь, то вновь поднималась, вытягивала шею и, прихрамывая, бежала вперед. Она пыталась увести нас от детеныша.
Мы поняли это и отошли подальше. Луговая курочка громко, призывно вскрикнула. И откуда ни возьмись — из-под кочек, из-под листков, лопушков выкатились серые комочки. Они построились гуськом, один за другим, девять сестер и братцев. А последним, десятым, стал в строй наш. Перепелка, как командир, впереди. И шеренга двинулась в заросли.
— Порядок! — сказал я.
— А ты как думал! — ответил мой товарищ. — Дисциплина! И птице без нее нельзя. Не то к ястребу в когти угодишь!
КОТ В САПОГАХ
В дозор пограничники обычно со служебными собаками ходят. А у нас на заставе такой случай вышел — кот стал в дозор ходить.
Было это так. Однажды кто-то из пограничников принес на заставу сибирского котенка тигровой масти. Пушистого, с кисточками на концах ушей. Котенок как котенок. Вначале мы ничего особенного за ним не замечали. А он смекалистым оказался.
Только пограничники в строй станут — и он на левый фланг. Последним, значит. При команде «смирно!» — с места не сойдет.
Когда котенок подрос, в дозор с пограничниками отправился. Чуть что в кустах зашуршит — у него сразу шерсть дыбом.
Все лето кот на границе служил, а как-то зимой пошел он на пост и лапы отморозил.
Тогда наш командир приказал:
— Обуть кота!
Задумались пограничники; где взять сапоги? На складе готовых ему не нашлось. И тут старшина Гвоздев не растерялся: снял мерку с его лапы и сшил коту меховые пимы.
И вручил как положено, перед строем не линейке.
Так появился на нашей заставе кот в сапогах!
НОЧНОЙ ЧАСОВОЙ
Лимонный ломтик месяца стынет в темном небе. Молодой снег опушил сосны и ели. Мерцают и горят холодные звезды. А на голом суку дуба между звездами и поляной замер филин. Навострил чуткие уши, полуприкрыл веки и, точно сказочный часовой, сторожит тишину ночного леса.
Скрипнула от мороза старая ель, филин поднял тяжелые веки, зеленым кошачьим взглядом обвел поляну… И вдруг из кустов с легким шорохом выкатился косой. Филин резко повернул голову, неслышно снялся с дерева. Камнем упал на спину зайца, и помчал косой ушастого по лесу, стал отчаянно петлять, пытаясь сбросить страшного седока. Теперь спасение зайца только в прыжке, Чтобы удержать русака, филин одной лапой когтит его спину, другой — за деревья цепляется, точно якорь бросает. Выдержит якорь — пропал косой. Но случилось, по-иному, собрал русак последние силенки, сделал отчаянный прыжок в сторону — филин кубарем скатился в сугроб. Что поделаешь! Не всегда в лесу везет хищнику. Бывает и у него осечка!
Ушастый разбойник выскочил из сугроба, отряхнулся, расправил крылья и бесшумно, как ни в чем не бывало, уселся на дубовый сук до утра стеречь тишину зимнего леса.
Однажды везли мы с отцом из леса на салазках дрова. Смеркалось. Вдруг тишина огласилась громким отчаянным хохотом: «Ха-ха-ха, ху-хуу!» Я вздрогнул от страха и поскорее прижался к отцу. А он положил тяжелую руку мне на плечо и успокоил:
— Не бойся! То ночной пугач-филин свадьбу справляет. Веселится на всю округу!
ПОЧТИ ПО БАСНЕ
Лесник Фрол Захарович Ветров, Захарка — так все величали его, в девяносто лет вышел на пенсию, поселился в деревне Маковке и славился на всю округу своими рассказами.
Повстречался я с ним раз у колодца, куда, по народному преданию, лиса на водопой ходила, и услышал такую историю.
— Про лису говоришь… А вот какой случай однажды выдался. Ну прямо как в басне «Ворона и Лисица»… Я сам тому свидетель…
Бежала, значит, лиса-огневка по опушке. Вдруг слышит, в ельнике больно вороны переполошились, раскаркались… Прямо как на базаре: кричат, спорят о чем-то, ругаются!
Плутовка остановилась, призадумалась: уж очень высоко примостились носастые. Достать их мудрено. Прокралась кума на соседский лужок. Легла на спину. Растянулась. Мертвой, значит, прикинулась.
Вскорости воронам надоело каркать. Кончился, видно, их базар, Снялись и по разным сторонам полетели. А одна в аккурат на ту лужайку села. Глядит и дивуется: лиса долго жить
