полке на мгновение словно сбились с ритма.
– Этот человек, – проговорил доктор Дэмп с суховатой уверенностью, свойственной представителям его профессии, – по-видимому, открутил свою голову и протянул ее собеседнику, словно этакую кровавую капусту. Поразительно! То-то потрясающий был фокус! По чести говоря, мне жаль, что я этого не видел. – Он отхлебнул вина и откинулся в кресле с видом весьма довольным, в одной руке держа бокал, в другой – трубку.
– Скорее дыню, – уточнил прилежный мистер Киббл, листая записную книжку. – Сдается мне, мистер Райм упоминал именно дыню. У меня все записано…
– Верно, мистер Киббл, дыню; но «кровавая капуста» – образ куда более выразительный, вы не находите?
– Согласитесь, доктор, с точки зрения фактов «кровавая капуста» истине не соответствует. Всем и каждому известно, что капуста – зеленый овощ для варки, а дыня – фрукт.
– Фрукт или овощ, овощ или фрукт – это всего лишь поэтическая вольность, мистер Киббл, не более. Мы, врачи, в общении с пациентами всякий день позволяем себе поэтическую вольность-другую. Уж такая у нас работа, скажу я вам; пациенты именно этого и ждут. Вне всякого сомнения, в данном случае «кровавая капуста» куда предпочтительнее «дрянного ананаса» или, допустим, «кошмарной канталупы»…
– Ах, да прекратите же, вы оба просто ужасны! – воскликнула мисс Джекс, затыкая уши и обращаясь к профессору. – Я внушаю себе, что Хэм Пикеринг мертв, что его тело кануло в пучину вместе с кораблем. Однако что за парадокс: ведь я абсолютно уверена в том, что именно мы с Ниной видели. И тут меня снова охватывают сомнения, и я твержу себе, что его просто не может быть здесь, не может – и все! Хэм Пикеринг имеет столько же шансов оказаться здесь, сколько «Лебедь» – возвратиться в солтхедскую гавань! Так что же такое плясало под окном у моей сестры?
– Показаниям моего молодого друга Джона я верю безоговорочно, – отозвался профессор. – Я знаю его с детства. Легкомысленный юноша, что и говорить, любит вечерами поразвлечься, но я и вообразить не могу, с какой бы стати ему сочинять историю настолько вопиюще неправдоподобную, как та, что он со всей откровенностью поведал нам сегодня днем.
– Так что же это было? – не отступалась мисс Джекс. – Нина на грани помешательства: с того самого момента она и глаз не сомкнула. Сестра ведь ничего дурного не совершила – по крайней мере умышленно. Что еще могла она сделать, чтобы удержать Хэма от ухода в море? Она пыталась, сами знаете, но он и слушать не желал. Нина ни в чем не виновата. Как может утопленник возвращаться в мир живых и как ни в чем не бывало расхаживать по улицам? Откуда здесь взяться мистеру Пикерингу?
– Пожалуй, слово «возвращаться» здесь не совсем уместно, – проговорил профессор. – Скорее всего он просто никуда не исчезал.
– Я не понимаю вас. Вы хотите сказать, что Хэм вовсе не уплыл на «Лебеде»?
– Нет-нет, в этом я как раз нимало не сомневаюсь. Я всего лишь хочу сказать, мисс Джекс, что в некоторых случаях – очень редких случаях, и здесь я говорю о метафизике – связь с известным нам миром настолько крепка, что разорвать ее невозможно даже в результате катастрофы. Собственно, в большинстве случаев именно факт катастрофы обуславливает задержку духа после смерти. Разрыв так резок и внезапен, травма так серьезна, трагедия так мучительна, что полный распад осуществляется с задержкой. Объяснить это можно лишь силой характера и воли и ничем больше: жертва дерзко отказывается смириться с тем, что произошло, в ярости или негодовании, неодолимом горе или в жажде мести. Такая душа обречена во власти непокоя и муки какое-то время блуждать в обличье призрака между двумя мирами, точно в ловушке. Все эти полтергейсты и прочие духи-насмешники, все эти неясные фантомы, что время от времени бывают замечены и в городе, и в отдельно стоящих загородных усадьбах – яркий тому пример. По счастью, почти всегда это явление временное; в конце концов связь с миром рвется, и дух обретает свободу.
– Тогда что же такое видели мы с Ниной? Уж точно не фантом. Оно двигалось, подпрыгивало, издавало кошмарные звуки… У меня в ушах до сих пор звучит жуткий перестук его башмаков по булыжной мостовой.
– Не знаю доподлинно, мисс Джекс. Пока я могу только гадать.
– Что, если это чья-то проделка? – предположил мистер Киббл, рассеянно ероша пальцами свою апельсинно-рыжую шевелюру. – Кто-то, волей случая похожий на вашего мистера Пикеринга, решил позабавиться… В конце концов было темно, а вы с сестрой смотрели сверху вниз из окна. Я так понимаю, он с вами не говорил и голоса его вы не слышали. Не мог ли кто-либо сыграть такую оскорбительную шутку с вашей сестрой? Или с вами?
– Это был Хэм Пикеринг, – твердо повторила мисс Джекс. – Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь: это он. Усы, золотой зуб, поблескивающий в лунном свете… я все разглядела. Его ни с кем не перепутаешь. Да и как насчет вашего друга, мистера Райма? Вы разве забыли про дыни и зеленые овощи?
Маленькая группа смущенно примолкла: собеседники размышляли об альтернативах этого вроде бы неопровержимого довода. Мисс Джекс была права: поверить в рассказ Джона Райма означало признать и то, что по улицам Солтхеда разгуливает труп Хэма Пикеринга.
Внезапно в комнате повеяло холодом. Профессор встал с кресла, подошел к окну, открыл одну из створок и выглянул в ночь.
Старинный городок вновь окутала зловещая хмарь. Совсем рядом в белесом мареве тускло мерцали два-три огонька, а дальше город тонул во тьме. В ночном воздухе слабо тянуло дымом: это в бесчисленных невидимых каминах пылали дрова. Внизу, на улице, эхом разносились шаги случайного прохожего и цокот лошадиных копыт. Туман выдался на диво густой, даже для доброго старого Солтхеда, – на стекле и на раме оседали тяжелые капли влаги.
Что-то холоднее тумана вдруг пронеслось между землей и слабо мерцающим пятнышком, обозначавшим луну.
Профессор поплотнее закутался в сюртук цвета тутовых ягод и, озабоченно хмурясь, захлопнул створку. Вернувшись к теплому креслу, он посидел немного, вытянув ноги к огню и засунув руки в карманы, позволяя мыслям блуждать где им вздумается. На лице его отразилась глубокая сосредоточенность, словно он пытался уловить нечто неизменно балансирующее за гранью видимости.
В конце концов молчание нарушил доктор Дэмп. – Ну-с, что до меня, так я всецело с вами согласен, мисс Джекс, – проговорил он, стряхивая пылинку-другую пепла с вишневого жилета. Полагаю, ваш мистер Пикеринг – тот же самый призрак, с которым столкнулся парень из «Синего пеликана», этот ваш Тайтус, продавец кошачьего корма. Кстати, – добавил доктор, посылая к потолку изящное колечко дыма, – по-прежнему взять не могу в толк, на что уважающему себя коту-мышелову сдался продавец корма. Будьте так добры, разъясните – как поживает мистер Джем, вынужденный временно обходиться без его услуг?
– А кто таков мистер Джем? – удивилась мисс Джекс. При упоминании своего ненаглядного спутника жизни из семейства кошачьих лицо профессора просияло радостью.
– Мистер Джем – он и есть мистер Джем, весьма независимая персона, скажу я вам, так что поживает он просто превосходно и бедствовать никогда не будет, благодарю вас.
Глава V
Дальнейшие дела с фирмой «Таск и К»
