умереть, сэр: мирно и тихо, погожей, морозной зимней ночью или, проснувшись, обнаружить, что дом ваш объят огнем, легкие забиты дымом, горячие языки пламени лижут ваше тело, плоть шипит и потрескивает, сползая с костей, а сами кости рассыпаются золой?
– Прошу прощения, сэр, – лепечет охваченный ужасом юнец, бледнея. – Я бы предпочел вообще не умирать, сэр, если можно! – Сердце его уходит в пятки. Чем еще, гадает он, ох, чем еще одарит его скряга из своих запасов радостных, оптимистичных мыслей?
– Превосходная позиция. Так не забывайте, сэр: холод – ваш союзник. Но довольно! Пустая болтовня – это не для меня, и возражений я не потерплю, слышите? Я – человек деловой и привык, чтобы мне угождали. Так что либо вы, мой любезный, убавите огонь, либо я отправлюсь в иное заведение. А теперь скажите, порадуется ли ваш хозяин, владелец трактира, услышав это? Не позвать ли его и не задать ли ему этот вопрос напрямую?
Официант умоляюще взирает на прочих посетителей: одни наблюдают за происходящим непонимающе, другие – сочувственно, третьи – глазам своим не веря; одни непроизвольно подсказывают ему поступить так, как велено; другие подзуживают ослушаться; некоторые от ситуации явно не в восторге, но чувства свои сдерживают из страха перед скрягой.
– Нет, сэр! – отвечает юнец наконец решившись. Он идет прямиком к камину, тушит огонь, оставляя мерзнуть за решеткой лишь несколько сиротливых угольков, и возвращается к столику Иосии. – Так… так лучше, сэр?
– Со всей определенностью, – подтверждает Иосия, злобно торжествуя победу и сознавая про себя, что очень скоро прочим посетителям придется несладко. – Я наблюдаю существенное улучшение. Огонь пылал слишком жарко. И вообще, осень выдалась до отвращения теплая; говорят, зима грядет отменная!
– Да, сэр! – соглашается официант, уносясь прочь и бормоча себе под нос: – Отменная зима, так точно, сэр!
Пока на кухне для него стряпают ужин, скаредный любитель холода возвращается к газете. Так и сидит, примерзнув к стулу, и скользит взглядом по столбцам, жадно высматривая сообщения о неприятностях и бедствиях, постигших кого-нибудь из его знакомых. Вот он доходит до раздела «Сообщения о смерти», им особенно любимого, и его губы изгибаются в зловещей улыбочке. То и дело он весело посмеивается над судьбой какого-нибудь недавно опочившего бедолаги, поддерживая в себе нужный настрой такими рефренами, как:
– Вот и по заслугам!
– Тьфу! Заткнулся наконец-то!
– Жалость какая, этого следовало бы вздернуть!
– Вот наглая негодяйка! Оставила ему все до пенса – ох, кабы я знал заранее!
– Славный был олух, нечего сказать!
– Есть на свете справедливость: поделом ему!
– Вижу, у парня хватило здравого смысла свести расходы на похороны к десяти фунтам. (О, бережливый Иосия! Он не из тех, кто потратит шиллинг там, где хватит и пенни!)
– Ха-ха! «Покончил с собой, выбросившись из окна мансарды». Отлично, отлично, избавил нас всех от хлопот.
Дойдя до некоего имени, скряга резко мрачнеет. Зловещую улыбочку сменяет свирепый оскал, и Иосия тихо бурчит себе под нос:
– Он был мне должен!
В двери входит джентльмен в темно-фиолетовом костюме и, высмотрев столик Иосии, почтительно направляется к нему. Вновь вошедший весьма округл и тучен, с темными, узкими глазками; лысая голова его свернута на сторону под каким-то неестественным углом. Он благоговейно останавливается в нескольких шагах от стола и снимает шляпу, дожидаясь, пока Иосия соизволит его заметить; скряга, однако ж, не обращает на толстяка ни малейшего внимания. Тот вежливо откашливается, прикрыв рот ладонью и пытаясь таким образом привлечь к себе внимание, но и эта уловка ни к чему не приводит.
– Вот оно, – бормочет Иосия себе под нос; он давно уже заметил своего поверенного, мистера Джаспера Винча, и теперь злорадно и с наслаждением его игнорирует. – Вот оно. Жалкий фигляр потерял все, что имел! (Он уже дочитал «Сообщения о смерти» и перешел к новостям более общего плана.) Так ему и надо. Жил не по средствам, швырял деньги направо и налево! Вот и разорился, разорился окончательно, и я, например, этому только рад. Сам себе яму вырыл. Все очень просто: кто не в состоянии правильно распорядиться своими деньгами, вообще их иметь не должен.
Слыша эти трогательные изъявления участия, мистер Винч снова покашливает – на сей раз чуть более настойчиво, но по-прежнему с почтительной сдержанностью. И даже этого недостаточно, чтобы отвлечь мистера Таска от газетных столбцов. Поверенный напряженно размышляет, облизывая губы и закручивая шею в узел. Вот он чуть качнулся влево, затем – вправо, и снова – влево, и еще раз – вправо, надеясь, что движения привлекут взгляд скряги; однако преуспел лишь в том, что накликал на себя легкий приступ морской болезни. Ощутив ее симптомы, поверенный откашливается, ослабляет воротничок и принимается лихорадочно вытирать лысину – все тщетно.
В этот момент к столику подлетает мальчишка-официант, неся заказанный Иосией ужин. Скряга вынужден отложить газету. Подняв взгляд, он наконец-то замечает мистера Винча и, таким образом, вынужден признать присутствие сего выдающегося стража закона.
– А, Винч, вы здесь, – бурчит он, глядя на часы. – Опоздали, как всегда. Я так и знал.
«Опоздал! – негодует поверенный Винч, вновь принимаясь массировать голову, причем каждое движение его ладони исполнено глубокой тайной обиды. – Опоздал! Я был здесь точнехонько в срок, ты, страхолюдное пугало, если бы ты только удосужился меня заметить». Вслух он ничего из этого, разумеется, не произносит, а, напротив, выдает любопытный перевод:
– Кхе-кхе! К вашим услугам, мистер Таск. Можно мне присесть, сэр?
Хитро сощурившись, скряга указывает поверенному на стул, в то время как сам, вооружась ножом и вилкой, приступает к трапезе. Еще несколько минут он хранит молчание, сосредоточенно поглощая ужин. Кушанья превосходны: суп из мясной подливки, крекер со специями, ростбиф с овощами и горчицей, картошка, лук и хлеб, и в завершение – бокал отменного хереса. Мистер Винч с нездоровым любопытством наблюдает за скрягой, вдруг осознав, насколько долговязый Иосия смахивает на тераторна, расклевывающего добычу, причем эффект еще усиливается благодаря черному пальто и красному бархатному жилету.
Не находя, чем себя занять, поверенный оглядывает зал и замечает, что огонь в камине потух.
– Здесь адски холодно, – сообщает он, потирая руки. – Ленивые бездельники – кхе-кхе! – абсолютно некомпетентны, пристойного огня развести не способны. Я сейчас все улажу, сэр, не беспокойтесь.
Подоспевший официант осведомляется, не закажет ли мистер Винч чего-нибудь. Мистер Винч отвечает, нет, он уже поужинал, но вот огнем заняться попросил бы. При этих словах официант бледнеет и поднимает взгляд на Иосию, словно ожидая указаний, и, снова обернувшись к Винчу, уверяет, что посмотрит, нельзя ли чего сделать.
– Кхе-кхе! Ну что ж, сэр, – улыбается поверенный; он, как всегда, подобострастен, но ему уже не терпится перейти к делу. – Я получил ваше любезное приглашение… кхе-кхе… прямо в конторе и получил… приглашение встретиться с вами здесь сегодня вечером. Кхе-кхе. У вас, надо думать, есть некое предложение? Не могла бы фирма… кхе-кхе… оказать вам какую- нибудь услугу?
Мистер Таск кивает, с чавканьем вгрызаясь в кусок мяса.
– Именно так. У меня для вас хорошие новости, Винч!
