Да, дикие кони храпят и играют,
Мечутся, рвутся и в брызгах мелькают.
Всадник стремительно, словно на Пегасе, взлетел на гребень зеленого холма. Августовский воздух, теплый и спокойный только секунду назад, дрожал теперь от грохота копыт белого жеребца Эйкена Мак-Лаклена. Они летели вниз по размокшей дороге, мимо скалистой вершины острова, где в ясный день, такой как сегодня, черные длинноносые бакланы сидят, расправив крылья, на белых уступах скал, а чайки пронзительно кричат, качаясь на волнах.
Эйкен перелетел через каменную ограду, промчался сквозь густые заросли в ущелье, где его конь поднял тучу брызг, проскакав по холодной воде ручья, потом перемахнул еще через одну изгородь, вдвое выше, чем предыдущая. Они промчались мимо пруда с утками- каменушками и белыми лебедями-кликунами, скользившими по стеклянной глади воды к маленькому деревянному мостику, перекинутому через ручей, подобно радуге.
Когда он мчался вот так и копыта его коня едва касались влажной под травянистым покровом земли, они вместе – всадник и его белый конь – казались единым существом невероятной мощи и грации; они точно летели в соленом морском просторе. Опушка густого болотистого леса, поросшая невысокими елочками и соснами, сменилась низиной, где они свернули на тропинку среди берез, кленов и осин, листья которых уже начинали желтеть. Каждый год, когда листья облетали, устилая землю слоем чуть ли не в фут толщиной, дорога становилась оранжево-красной, точно полыхала огнем.
Он попридержал лошадь, когда извилистая тропинка пошла под уклон, к морю, где маленькая узкая бухта была укрыта за выступом скалы, тянувшимся вдоль северного берега залива. Но, едва оказавшись на белом песке, всадник и конь снова взвились, пролетая по мелководью бешено вспененных бурунов, так что брызги взлетали у них за спиной, сверкая в ослепительном солнечном свете, точно сноп светлячков.
У маленькой деревянной пристани, почти в самом конце бухты Пайпера, стояло небольшое парусное судно; сейчас его парус был спущен. Однако путь всадника лежал вовсе не к морю. Напротив, он повернул и помчался по другой, уходившей наверх извилистой тропе, мимо высокого дерева гемлока, росшего прямо из скалы, скрывая то место, где тропинка становилась пологой и вела к длинному и низкому каменному дому.
Если смотреть с залива, дом внизу, казалось, вырастал из склона холма. Вдоль заднего подъезда тянулись ряды гранитных арок; их мягкие, волнистые переходы обрамляли выходивший во двор фасад дома так естественно, что окна и двери казались высеченными из единой гигантской глыбы розовато-коричневого гранита.
На заднем дворе Эйкен остановился. Это был высокий, мускулистый мужчина; его светлые волосы золотом отливали на солнце, плечи были широкие, могучие, точно крылья у беркута. Однако он спрыгнул на землю с легкостью, необычной для такого громадного человека.
Жеребец его вскинул голову и ударил копытом о землю, словно все еще рвался куда-то. Но Эйкен дважды прищелкнул языком, и конь, еще раз закинув голову, неохотно застыл; на какую-то долю секунды все вокруг них умолкло, лишь море грохотало вдали.
Мгновение – столь же краткое, как вскрик чайки, – конь и всадник стояли неподвижно, глядя на залив и на судно, стоявшее у причала; затем исчезли во мраке под аркой.
Глава 4
Преследуй любовь – и она сбежит;
Беги от любви – и она не отстанет от тебя.
Было нечто, чего Калем Мак-Лаклен не стал бы делать ни при каких обстоятельствах. Потому-то он и прятался на острове в ельнике, в лесу, тянувшемся вдоль северной оконечности бухты Пайпера. Стволы деревьев на опушке были усеяны толстыми наростами, выпиравшими из-под коры. Они прекрасно скрывали его от посторонних глаз, зато ему была видна как на ладони вся пристань.
Калем видел, как пять женщин сошли на берег. Неожиданно они остановились как вкопанные – Фергюс Мак-Лаклен резко окликнул их с палубы.
Сомнений не оставалось – прибыла новая партия невест. Этот упрямый старый черт хотел, чтобы Калем женился.
Что касается Фергюса Мак-Лаклена, дальнего родственника и вечного бельма на глазу, Калем никогда даже представить себе не мог, что еще взбредет в голову старику. Фергюс творил что ему вздумается, утверждая, что возраст, жизненный опыт и близкое родство со старым лордом, отцом Калема, на веки вечные дают ему право поступать наилучшим, с его точки зрения, образом с «сыном его доброго друга, старого лорда, Мак-Лаклена из Мак- Лакленов, Господь да благословит его душу, невзирая на его непутевых сыновей». То, что Фергюс, заменив отца, помогал растить Калема и его младшего брата Эйкена, только увеличивало рвение старика.
А в последние несколько лет это рвение было направлено на то, чтобы заставить Калема, вождя клана Мак-Лакленов, стать в конце концов женатым человеком. Старик начал сватовство сначала потихоньку, исподволь, но когда Калем отказался принимать его намеки всерьез, старый пройдоха стал заманивать женщин на остров, суля им в награду «отличного мужа, владельца немалого имения».
Для Калема женитьба казалась хуже смерти. Он понимал, что когда-нибудь ему придется пойти на это, тем не менее он вовсе не намерен был с этим спешить.
Калем поправил очки, высунулся из-за дерева и стал внимательно разглядывать женщин.
Ему тут же захотелось бежать без оглядки.
Он тотчас же снова спрятался, снял очки и тщательно протер их о рубашку. Потом поднял их повыше, разглядывая на солнце, еще раз протер и снова надел.
