Плоть и серебро

милосердие, а его для тебя не будет.

Она вздернула его на ноги. Марши пошатнулся, но смог устоять. Кровь из распоротой груди уже окрасила разорванную рубашку. По крайней мере он снова мог дышать и теперь жадно глотал мерзкий воздух. Он был почти приятен.

Но изрезанный когтями Сциллы Марши был больше зол, чем напуган. Он выпрямился, собрав обрывки собственного достоинства, и посмотрел Сцилле прямо в глаз.

— Ваше возражение принято к сведению, — выдохнул он. — Но я не снимаю свой тезис.

Рот Сциллы дернулся, губы открыли полную пасть ножей. Она подняла руку, выпустив теперь когти до конца, и удар должен был быть убийственным. Каким-то образом Марши смог устоять на превратившихся в желе ногах.

Но не успела она нанести удар, как по пещере ангара разнесся голос:

— Сцилла! Немедленно приведи ко мне неверного!

Это был хриплый, захлебывающийся шепот, усиленным до мощи грома. От него у Марши мурашки побежали по шее и по спине.

Калеки попадали на колени. Сцилла застыла, как истукан, и бронированная рука с когтями повисла над Марши косой смерти. Гнев и что-то еще, что Марши не мог определить, бились на пустынном поле ее лица. Пять бесконечных страшных секунд он был уверен, что она ослушается и ему предстоит умереть.

Но она вздрогнула, испустила придушенный неразборчивый звук и дала руке упасть. Потом склонила голову.

— Я слушаю и повинуюсь, Брат Кулак. — Голос ее был тихим и слабым. Испуганным.

— Еще бы. Теперь иди сюда. Я жду.

Голова ее поднялась. Она холодно поглядела на Марши, показала на дальнюю дверь и велела:

— Иди.

Марши решил не испытывать судьбу и молча повиновался. Пошел, спотыкаясь и пошатываясь, на ватных ногах.

Голову он держал высоко, изо всех сил пытаясь скрыть ужас, от которого все его тело было будто пропитано холодным формалином.

Ужасный голос все еще звучал у него в ушах. То, что его обладатель мог так легко укротить Сциллу, тоже ни о чем хорошем не говорило.

И сама обстановка не давала поводов для оптимизма. Если по тому, что он уже видел на Ананке, можно судить о том, что будет впереди, то сейчас он как раз в первом круге ада.

Не было способа предположить, какие ужасы могут ждать во внутренних кругах. Человечество (не в насмешку ли используется это собирательное существительное?) давно доказало, что когда дело доходит до жестокости и угнетения, особенно во имя религии, изобретательность его почти бесконечна.

Пойман между Сциллой и Харибдой. Та самая скала. Опасность, которую представляет Сцилла, очевидна. Что же касается Харибды в виде этого типа Кулака и Ананке…

Он узнает больше, чем хочет, и раньше, чем хочет. За ним закрылась дверь, и Сцилла толкнула его вперед.

Ясно было одно: он больше не вертится в этом старом бесконечном колесе, где топтался так долго.

Когда-то он сказал бы, что любое изменение может быть для него только к лучшему. Теперь до него начинало доходить, насколько он был бы не прав.

Металлические подошвы Сциллы тикали по укрытому сеткой каменному полу, как часовой механизм бомбы. Лицо ее было решительно и угрюмо — бастион против адской ярости конфликтов, кипящих у нее внутри.

При мысли о том, как она только что чуть не убила этого неверного, Марши, у нее стучало в голове и сводило внутренности. Не то чтобы само убийство ее беспокоило. В конце концов ужасный меч Божий для того и заточен, чтобы проливать кровь. В Его воле длить или обрывать жизнь.

Но Брат Кулак возложил на нее задачу доставить пленника невредимым. Она была в одном яростном мгновении от того, чтобы нарушить Его волю.

От неповиновения Ему. Грех ослушания был огромным и неискупимым. То, что неверный спровоцировал ее немыслимым кощунством, в этом случае значит меньше, чем ничего. Она — ангел, и ее повиновение должно быть более совершенным, чем у грешной людской плоти.

Она смотрела в спину своего пленника, глядя, как он неуверенно шагает по неровному полу в больших не по размеру магнитных шлепанцах, которые она заставила его надеть. Приходилось признать, что после всего проведенного с ним времени она и близко не подошла к тому, чтобы предсказывать его поступки или реакцию.

Она была уверена, что он полностью понимал, насколько близко был к смерти там, в ангаре, но реагировал со спокойным вызовом, который был, очевидно, только наполовину храбростью, а наполовину — его обычным непробиваемым равнодушием. И все же его гнев по поводу состояния грешников, которые для него значили меньше, чем ничего, был абсолютно необъясним.

В конце концов в нем хотя бы есть злость, может быть, даже сравнимая с ее гневом. Хорошо, что она это теперь знает. Но в нем было еще так много всякого, что все «как» и «почему» оставались неразрешимой загадкой.

Брат Кулак не открыл ей, зачем Он хочет, чтобы этого человека привели к Нему. Она не осмелилась спросить: не ей задавать вопросы о Его целях и планах. Теперь, когда этого сюда доставили, ей пришлось признать возможность, что ее господин захочет говорить с ним наедине.

И эта перспектива ее глубоко беспокоила. Марши не смирился. Ему нельзя доверять. Он может даже оказаться дьяволом, который послан повредить господину.

Брат Кулак последнее время был не совсем такой, как всегда. Он говорил, что Рука Господня тяжело легла на его плечи. Не возможно ли, что Он переоценивает свою способность управлять этим странным и непредсказуемым человеком?

Она точно свои возможности переоценила.

Одна мысль, что ее господин может быть в чем-то не прав, усилила уже мучившие ее боль и тошноту таким резким всплеском, что голова закружилась, и Сцилла чуть не потеряла равновесие. Такие мысли недопустимы. Запретны. Кощунственны.

Но по дороге домой она научилась подавлять это страдание. Она его принимала и выдерживала.

Серебряной цепью, за которую она держалась, было то, что она — ангел Брата Кулака, слуга Его и — более всего — Его страж. Его священная персона должна быть защищена любой ценой. Боль — это ничтожная плата, если вся ее жизнь и душа уже отданы этому священному долгу.

Сцилла знала, где в этом туннеле установлены спрятанные наблюдатели. Проходя мимо слепой зоны, она сунула руку в сумку на бедре и вытащила одно из своих «ушей». Это был тонкий прозрачный чип размером с ноготь, отлично подходящий для того, чтобы прятать его в домах и на рабочих местах тех, кто заподозрен в лени, слабой вере или кощунстве.

Она провела пальцем по тыльной стороне чипа, чтобы активизировать адгезивный слой, отведя в сторону Глаз Ангела на случай, если Брат Кулак наблюдает. Когда они