— Нисколько, — солгал альбинос.
— Умерен?
— Конечно, — слишком поспешно заверил Скимпол. — Я не пил.
Дэдлок рассеянно кивнул.
Альбинос, окинув взглядом скорчившееся тело, потянул мертвеца за волосы. Под париком и гримом скрывался вовсе не неоперившийся птенец из Ориэл-колледжа, а лысый незнакомец средних лет. Мрачный и хилый.
— Что-то не похож он на выпускника Итона, — прокомментировал Скимпол.
Наверное, вам будет небезынтересно узнать, что настоящего Маккензи-Купера, искреннего, симпатичного итонца, имевшего слишком доверчивый нрав, чтобы преуспеть в качестве агента Директората, через три дня обнаружили запертым в ванной в одном из самых жалких доходных домов. С проломленным черепом. На его лице застыло выражение животного ужаса. Не слишком счастливый конец.
— Кто это?
— Ты его не узнаешь? — изумился Скимпол.
— Уж просвети меня.
— Диклан Слаттери. Прежде был агентом фениев, пока не ушел в свободное плавание несколько лет назад. Почти легенда. Хотя, конечно, поизносился. Лучшие годы позади. Судя по всему, его наняли впервые после очень долгого перерыва.
— Но кто? Кто так хочет нашей смерти? Скимпол пожал плечами.
— Боюсь, список выйдет длинным.
Церковь Летней Страны управлялась из маленького, пропахшего пылью и гнилыми зубами офиса на четвертом этаже в «Ковент-Гарден». По прибытии туда Мерривезера, мистера Муна и Сомнамбулиста их встретил джентльмен, чье пухлое, кирпичного цвета лицо куда больше годилось для паба, нежели для кафедры.
— Дональд Макдональд, — представился он, протягивая мясистую лапищу, и добавил, подмигивая: — Моя матушка была дама с юмором.
Иллюзионист бросил на него презрительный взгляд, и тот поспешно убрал руку.
— Чем могу помочь, джентльмены?
— Мы хотели бы поговорить с вами кое о ком из вашей паствы, — сказал Мерривезер. — О миссис Хонимен.
— О, наконец хоть кто-то стал хоть что-то делать. Мы тут все ужасно взволнованы. Я просто с ума схожу.
Инспектор вынул из кармана записную книжку.
— Как часто вы ее видели?
— Она одна из наших самых благочестивых прихожанок. Служила, так сказать, одним из краеугольных камней в основании нашей маленькой церкви.
— Простите мой вопрос, — Мерривезер бешено записывал, — но какова конкретно ваша роль в церкви?
— О, да ничего особенного, — произнес Макдональд с неубедительной скромностью. — Я молюсь помаленьку… помогаю где могу… помогаю нашему пастору в его благом деле.
— А кто он?
— По-хорошему, вам бы с ним поговорить. С нашим главой, сэр. С нашим пастырем. Преподобным доктором Таном.
Мерривезер прилежно записал имя.
— И когда же мы сможем поговорить с этим самым Таном?
— Сейчас его нет в городе. Я понимаю, что я жалкая замена, но ему приходится держать заместителя. Кстати, приношу свои извинения за жалкое состояние нашей конторы. Обычно тут поопрятнее.
Мерривезер посмотрел на толстый слой пыли, лежавшей повсюду, и тактично решил не комментировать.
— Но где ваша церковь, сэр? Вы ведь не здесь службы проводите.
— О… — Казалось, Макдональд а немного разозлила такая постановка вопроса. — Мы служим… неподалеку.
Устав ходить вокруг да около, мистер Мун сам, без разрешения, с откровенным любопытством и наглостью принялся осматривать помещение, совать нос в шкафы, на полки, раскрывать книги. Над дверью висело распятие, под ним — маленькая неброская пластинка с черным цветком о пяти лепестках. Ниже виднелись слова: «Если человек бродит во сне по раю и получает цветок в знак того, что его душа была там, а проснувшись, видит его в своей руке — что тогда?»
Дональд Макдональд подошел к нему.
— Вижу, вы заметили наш девиз.
— Девиз? Боюсь, я не вижу смысла.
— Рай, мистер Мун. Элизиум. Состояние, к которому мы все стремимся.
— Это не из Писания.
— Это С. Т. Колридж. Преподобный доктор большой его поклонник. Наша церковь почитает его и его труды.
— Колриджа? — недоверчиво переспросил Эдвард. — Могу я поинтересоваться, что же это за церковь такая, где преклоняются перед столь мирским поэтом?
Макдональд самодовольно улыбнулся.
— Я не сомневаюсь, что вам это кажется странным. Но смею вас заверить, любой, кто оказывается среди нас, вскоре начинает понимать нашу точку зрения.
— Цветок под распятием. — Мерривезер попытался снова встрять в разговор. — Что он символизирует?
— Это символ, который мы взяли из греческой мифологии. — Дональд Макдональд изобразил отсутствующий вид. — Бессмертный цветок, который цветет в раю поэтов, — амарант.
— Но суть-то ваша в чем? — выпалил мистер Мун. — Чем вы занимаетесь?
— Мы миссионеры.
— Миссионерство? В «Ковент-Гарден»?
— Преподобный не видит резона уезжать из Англии, когда прямо у нас на пороге столько духовного убожества, страданий и лишений. Лондон остро нуждается в очистительном свете откровения. Даже больше, чем самые глухие закоулки Конго. Мы трудимся здесь, среди покинутого народа, среди людей, забытых городом, выброшенных гнить в грязи в самых безнадежных трущобах.
— Мы достаточно услышали. — Мистер Мун резко повернулся на каблуках и направился к двери. — Идемте, инспектор.
— Вы дадите нам знать, если будут хоть какие-то подвижки? — спросил Макдональд. Его голос прямо сочился фальшивой тревогой, поддельным сочувствием. — Я постоянно молюсь за миссис Хонимен.
Инспектор последовал за Эдвардом.
— Я ни единому слову не поверил, — произнес он, едва они вышли на улицу. — Он знает куда больше, чем говорит. А вы?
— Не совсем в этом уверен, — признался мистер Мун. — Это последнее откровение, признаюсь, было неожиданным.
— А что это за чушь насчет таблички?
— Колридж, — загадочно улыбнулся Эдвард.
— Это имеет какое-то значение?
— Вы любите поэзию, инспектор?
— Со школы ни строчки не читал.
— Тогда сегодня вы получили один ценный урок.
— Какой?
