то...
— Многие этого заслуживают, — кивнула Камея.
— ... когда на человека падает кирпич, сразу возникает патология, — донеслось слева. — Помилуйте, господа! Я вас спрашиваю: какие еще требуются дополнительные условия?! Достаточно удара по голове и все готово: пациент, как говорится, не совсем здоров!
— Профессор Каузалис, — шепнула Камея.
Но из аудитории напротив слышалось совершенно противоположное. Благородного тембра баритон предлагал:
— Господа студенты! Возьмем, к примеру, чуму. Да-с, чуму! Я спрашиваю: почему не все зараженные погибают? Ответ прост: одной инфекции недостаточно. Требуется еще, чтобы организм был ослаблен. Иначе говоря, необходимо некое дополнительное у-с-л-о-в-и-е. Только не вздумайте сказать это на экзамене моему коллеге Каузалису!
— Профессор Кондицио, — сказала Камея.
— Но кто же из них прав?
— Оба. Непримиримые оппоненты в науке и преданнейшие друзья в жизни.
— Чудеса. Разве такое возможно?
— Изредка возможны и чудеса.
— Вы говорите это здесь, в университете? Мне кажется, тут даже стены пропитаны формулами.
— Чудеса вольны сами выбирать место своего проявления. Кроме того, именно потребность в чуде заставляет людей заниматься наукой. Вот так кажется мне. Будете спорить?
— Ох, нет, — сказал Иржи. — Я переполнился. В голову больше ничего не лезет
— Тогда пора перекусить, господин Неедлы, — улыбнулась Камея.
Улыбалась она очень часто. И так здорово, что каждый раз Иржи на миг забывал об окружающем. Видел только ее лицо, главное чудо университета Мохамаут.
Почему-то пешеходные экскурсии способны уморить кого угодно. Несмотря на закалку учебного центра, ноги гудели, подошвы жгло, а в горле пересохло. По этой ли причине, либо все было на самом деле так, но пиво показалось приятным и прохладным, мясо вкусным, а ресторан — удивительно милым.
Назывался он «Рэтманн фон Мохамаут» и располагался, естественно, в подвале. На стенах, фартучках официанток, на массивных кружках, в витражах полуокон — везде красовались изображения насмешливого крыса в профессорской мантии и в круглой шапочке с кистью. Иржи поинтересовался причиной популярности столь малолюбимого животного.
— Ученый Крыс считается покровителем университета, — сказала Камея. — По-моему, вполне достойный персонаж. А вам не нравится?
— Почему? Совсем наоборот! Ваш Рэтманн очень обаятелен, явно знает себе цену и в меру этого знания вызывающ. Что еще? Дерзок, весел, насмешлив, но незлоблив и даже добр. Вопреки всем знаниям, которые угадываются в выражении его глаз, и всему опыту своей увертливой жизни. Нет, замечательный Крыс! Под его покровительством Мохамауту остается только процветать, чего я и желаю от всей души.
— О, — с удивлением, которое не пожелала скрыть, сказала Камея. — Иржи, да у вас прекрасный слог. Где вы учились?
— Нигде.
— Простите? — Нигде, если не считать школы. Образование домашнее.
— Тогда у вас был замечательный воспитатель.
— Думаю, что да, — сказал Иржи севшим голосом. — Был. И залпом допил пиво.
Неожиданно Камея накрыла ладошкой его руку.
— Простите. Я причинила вам боль. Я... не хотела.
— Да что вы, не за что. Спасибо за сочувствие. Камея помолчала, что-то обдумывая. А потом сказала:
— Помните, Промеха говорила, что ваш отец жив? Иржи поднял глаза.
— Да, конечно. Только это было предположение.
— Тогда — возможно, и предположение. Но не сейчас.
— Я благодарен за желание поддержать. Спасибо, Камея. Девушка досадливо нахмурилась.
— Это не утешение, это факт. Иржи, ваш отец вернулся из Схайссов. Позавчера он был уже в Эмванде, я видела сообщение оптического телеграфа.
— Правда? — спросил Иржи. — Ох, простите. Конечно, я вам верю. Просто очень уж обрадовался. Отец... Огромное вам спасибо!
— Да мелочи, — улыбнулась Камея. — Все понятно.
— Вы поразительная девушка, — сказал Иржи. — Оптический телеграф... Но помилуйте, не каждый человек имеет доступ... Тем более что мой папа служит...
Камея предупреждающим жестом подняла руку. Надо было остановиться, но он не смог.
— Кто вы?
Нельзя было так. Ох нельзя. Атмосфера раскованности и доверительности вдруг пропала. Лицо Камеи приняло замкнутое, отчужденное выражение.
Тогда Иржи взял ее руку.
— Я сделал глупость. Пожалуйста, извините! Невольно вырвалось. Вы не представляете, что для меня значит... значит... — Он замолчал, сбился, подыскивая слова, соответствующие чувствам, но не чересчур откровенные. Опять не получалось
Камея мягко высвободила кисть.
— Не надо извиняться. Вокруг меня есть странности, это трудно не заметить. Вы проявили чудеса выдержки, Иржи, я это очень ценю. Однако существуют обстоятельства... На многие вопросы я не могу ответить, так уж сложилось. Надо попробовать обходиться без этого. Вы тоже не обижайтесь, хорошо?
Иржи поднял обе ладони, как бы предлагая взять себя в плен.
— О нет, нет. Это вы не обижайтесь! Камея покачала головой.
— Так и будем извиняться друг перед другом? Времени ведь мало. Это чудо, что мы вообще встретились... — тут она смущенно запнулась, — встретились на мельнице. Про второй раз и говорить нечего! Знаете, когда я увидела вас там, на дороге, в пыли, то... — Камея замялась, подбирая слова.
Иржи покраснел.
— Я выглядел как чучело.
Камея несколько секунд боролась с собой, не выдержала и рассмеялась.
— Простите, да. Но ведь не вы же выбирали форму одежды! Егерский мундир, кстати, идет вам гораздо больше. Хотя дело, конечно, не в мундире...
Что-то она хотела сказать важное. Иржи так и оставался с поднятыми руками, боясь вспугнуть ее желание. Но тут в углу заголосила хмельная компания:
