Терраниса. И тут гросс-адмирал издал самый неожиданный из всех своих приказов:
— Всем кораблям и судам эскадры! Последовательный поворот на девяносто градусов. Курс — вест.
Пройдя на запад несколько десятков миль, адмирал приказал повернуть еще раз. Теперь — на север.
Курсом норд они шли несколько суток. Постепенно ветер из свежего превратился в пронизывающий, а впереди показались первые льдины. Экипажам выдали теплую одежду. В неотапливаемых каютах люди спали не раздеваясь. Но так продолжалось только две ночи. На третью гросс-адмирал выдал еще один странный приказ:
— Всем кораблям эскадры! Последовательный поворот на девяносто градусов. Курс — ост!
Члены штаба в очередной раз недоуменно переглянулись. Вице-адмирал Додерлейн взглянул на карту и сказал:
— Но так мы упремся в Абораварский архипелаг, Уолтер.
— Верно, — кивнул Мак-Магон.
— Зачем нам заходить на эти пустынные острова? Кроме тюрьмы там ничего нет.
— Так должен думать и адмирал Василиу.
— А я об этом не подумал, — сказал Додерлейн, склоняя голову.
Абораварский архипелаг лежал под семьдесят девятым градусом северной широты и находился в девятистах милях северо-западнее Ситэ-Ройяля.
Свое имя эта группа пустынных островов унаследовала от некоего обрата Аборавара из Пампаса, решившего подвигом отшельничества еще больше прославить земляка своего, Корзина. Святой Аборавар прославлял святого Корзина всего несколько месяцев, пока не отбыл в мир иной от милосердной цинги. Однако после смерти отшельника архипелаг оставался необитаемым не слишком долго, изощренные умы ордена Сострадариев нашли ему достойное применение.
Скопище угрюмых скал, на две трети покрытых вечными льдами, как нельзя более подходило для воспитательной работы высшего уровня. Усмотрев в этом перст Пресветлого, практичные и находчивые обратья из Санация удумали превратить Аборавары в самую страшную тюрьму Пресветлой Покаяны. Или, как ее именуют на многословном и лицемерном лексиконе ордена, — в Блаженные Врата Ускоренного Упокоения по сверхчетвертому разряду.
Упомянутое Упокоение заблудшие души обретали здесь на протяжении без малого восьмидесяти последних лет. И делали это совершенно беспрепятственно вплоть до самого июля двадцать девятого дня года 839-го от Наказания.
В этот день с запада, розовея в лучах незаходящего в эту пору Эпса, показались многочисленные паруса.
Все «вольное» население острова Большой Аборавар, а именно — охрана лагеря и несколько офицерских жен, — высыпало на берег бухты. Начальство во главе с комендантом пошло еще дальше — на свайный пирс.
Такого количества кораблей — целых двенадцать вымпелов, — здесь отродясь не видели. Во-первых, потому, что такому количеству кораблей делать в столь пустынных и отдаленных местах абсолютно нечего. А во-вторых, на Абораварах никто и никогда не рождался. Помереть — это запросто, это — сплошь и рядом, а вот родиться ни у кого еще не получалось.
В четвертом часу пополудни, пользуясь свежим ветром, в бухту Большого Аборавара влетел первый фрегат.
— «Консо», — с изумлением сказал обрат Криуласт, старший душевед колонии. — Надо же — «Консо»! Я на нем когда-то служил срочную.
— А ты чего же, курфюрста померанского ожидал увидеть? — небрежно спросил обрат проконшесс Бормедор, бог и комендант пропащих мест.
— Тут ему самое место! — воскликнул душевед, переведенный с материка за мелкую спекуляцию померанским шерисом.
Очень эмоционально воскликнул, почти искренне. Но, пожалуй, чересчур громко для столь отдаленного места, как остров Большой Аборавар. Здесь незачем демонстрировать преданность делу Великого Пампуаса, потому что дальше Аборавара человека уже не сошлешь. Дальше этого острова, вплоть до самой полярной шапки, уже никакой суши нет. Потому что так было угодно Пресветлому.
Убирая паруса, фрегат подошел к пирсу.
С него полетели причальные концы, которые с готовностью поймали встречающие. Поймали, закрепили, помогли сходню поставить.
По сходне спустился морской офицер в шинели непривычного покроя. За ним на берег один за другим начали сбегать вооруженные матросы. И что-то много их сбежало, чуть ли не сотня. Потом начались совсем уж странные вещи. Бубудуски, пришедшие на берег, оказались окруженными со всех сторон, и у них начали отбирать ружья.
— Надеюсь, вы прикажете сдаться и тем, кто охраняет лагерь, обрат комендант? — спросил офицер.
— Сдаться? Кому, с какой стати? Да кто вы такой, сударь? Я — проконшесс Бормедор!
Офицер насмешливо поднес пальцы к козырьку фуражки.
— Извините, я не представился. Фрегаттен-капитан Мориц, флаг-адъютант гросс- адмирала Мак-Магона.
— Какого Мак-Магона? Померанского адмирала?
— Так точно.
— Прошу прощения. Так это что, померанские корабли?!
— Совершенно верно, — усмехнулся офицер. — Неужели вы ожидали увидеть здесь линейный флот Покаяны?
Комендант хлопнул глазами.
— Что, и «Консо»… тоже ваш?
— Ну да. С некоторых пор.
— Помилуйте! Да что ж вам здесь-то нужно? На островах нет ничего ценного! Одни заключенные.
— Вот они нам и нужны.
— Шутить изволите?
— Не шучу. Так вы прикажете охране разоружиться?
Помутившимся взором комендант обвел бухту. Многопушечные корабли один за другим бросали якоря. От них уже отваливали битком набитые баркасы. А с «Консо» выгружали еще и десантные пушки. Первую из них уже катили к единственному военному объекту острова, — к казарме.
— Итак? — спросил флаг-адъютант. — Нам открывать огонь или обойдемся без этого?
— Ну, ввиду явного превосходства сил…
— Вы мудрый человек, сударь. И большой знаток жизни.
— Других тут не держат, — буркнул обрат комендант.
И он говорил сущую правду. В этом уже через полчаса убедился мэтр Фоло.
