закончился, Лайза смогла признаться самой себе, что наслаждалась каждым его моментом.
Тетушка Грайзел совершенно не походила на тех дам из общества, с кем ей доводилось встречаться раньше, и если кто-либо и действовал на нее стимулирующе, то это был именно такой случай.
Мисс Грайзел Трейси, возможно шестидесяти с небольшим лет, с коротко подстриженными волосами, пушистыми белыми бровями над парой живых, веселых и хитроватых глаз, обветренным лицом, казалось не изменяющимся с годами и остающимся таким, каким его сотворила природа, была чрезвычайно симпатична Лайзе. Ни следа яркой пудры, ни тоников для кожи или кремов, чтобы скрыть тонкие морщинки, которые появились в уголках ее глаз и рта. Вероятнее всего, появились они, когда мисс Трейси было немного за тридцать, из-за того что она имела привычку откидывать голову и смеяться так, что ее глаза почти закрывались, а губы растягивались, обнажая превосходные зубы. Но это ее никогда не беспокоило. Еще меньше ее беспокоила ранняя седина, и ей, разумеется, никогда не приходило в голову красить волосы, поэтому они выглядели совершенно великолепно.
Когда ей не исполнилось и двадцати, тетушка Грайзел поняла, что красотой она не блещет и замужество, вероятно, обойдет ее стороной. И то, что так и вышло, ничуть не ожесточило ее.
Она могла весело болтать о домашних проблемах своих старых школьных подруг, ставших теперь бабушками, и озорно подхихикивать, что им, пожалуй, никогда не угнаться за ней. Таких проблем, как дочери, ожидающие от бабушек повышенного внимания к их детям, для нее не существовало. Не было проблем и с внуками, для которых приходилось бы поддерживать что-то вроде постоянного дома, чтобы они могли хотя бы часть каникул провести с бабушкой.
— Мои единственные внуки — это мои картины, которых я никогда не продавала, — призналась она, — и те из них, которые я вожу всегда с собой по всему миру, потому что не могу жить без них. А так как я не признаю постоянного жилища, они для меня — идеальные внуки!
Хотя стояла сильная жара с самого утра, а днем температура обещала быть еще выше, на тетушке был твидовый костюм и плотные нейлоновые чулки. Единственный порок, которому она предавалась, — беспрестанное курение, даже в перерывах между блюдами. Это по- настоящему удивило Лайзу тогда, когда за чашкой кофе она пыталась всучить племяннику одну из длинных темных испанских сигарет, извлеченную из сумочки.
Тетушка поймала удивленный взгляд Лайзы и, сверкнув глазами, объяснила:
— Я люблю испанские сигареты, как и вообще все испанское — еду, вина, людей, пейзажи, фиесты, корриды! Да, даже корриды!
Ее глаза еще более насмешливо сверкнули, когда она заметила, что Лайза учтиво старается скрыть свое удивление.
— Они и вполовину не столь кровопролитны, как это хотят представить, знаете ли! Когда преодолеешь первый шок, начинаешь возбуждаться. Вы когда-нибудь разделяли возбуждение настоящей испанской толпы? — спросила она девушку. — Чувствовали, как кровь в ваших жилах начинает течь быстрее, как будто вы выпили слишком много шампанского?
Лайза покачала головой и с комической улыбкой объяснила:
— Мне никогда не случалось пить слишком много шампанского!
Тетушка Грайзел насмешливо взглянула на нее:
— Тогда вам предстоит еще и это испытание — приятное испытание, если только не переусердствовать!
Она с интересом изучала девушку. Тот факт, что ее племяннику так не терпелось, чтобы они познакомились, заинтриговал ее еще до того, как знакомство состоялось.
— Мой племянник говорил, что вы приезжали в Испанию провести отпуск, мисс Уоринг, и остались здесь ухаживать за каким-то ребенком. Ваша работа и состоит в уходе за детьми? И это вам нравится?
— О да, — ответила Лайза и, окинув взглядом строение главного отеля Сан-Сесильо — отеля, где она провела две недели своего отпуска, — хотела было добавить, что здесь познакомилась с отцом своей будущей воспитанницы. Но что-то удержало ее от этого упоминания. У мисс Трейси были очень проницательные глаза, вероятно, слишком проницательные, и Лайза боялась выдать себя, заговорив о докторе Фернандесе. Она могла бы покраснеть или выдать себя взглядом… Так что она предоставила Питеру небрежно пояснить:
— Кстати, тетя Грайзел, вы, вероятно, знаете хозяина Лайзы. Этого малого зовут Фернандес, доктор Хулио Фернандес. Он практикует в Мадриде и, похоже, весьма известен. Кардиолог или что-то в этом роде.
— Хулио Фернандес? — Тетушка Грайзел заинтересовалась. — О да, я знаю его. Вернее, о нем!
Тетушка Грайзел пояснила Лайзе:
— У меня квартира в Мадриде, и хотя каждый год я останавливаюсь там лишь на короткое время, я знаю многих испанцев и встречаюсь с ними, бывая в Мадриде. Испанцы любят развлечения, и им это очень хорошо удается. Ваш доктор Фернандес пользуется огромным успехом в обществе. Он же вдовец, не так ли? И он не кардиолог, Питер, он невропатолог.
— Ну, сердца и умы имеют много общего, не правда ли? — легкомысленно пробормотал Питер. — Первое никогда не подвергнется эмоциональному воздействию, если второе не санкционирует вмешательство в обычный порядок вещей. — Он бросил на Лайзу взгляд.
Тетушка Грайзел покачала головой:
— Доктора Фернандеса, вероятно, не очень интересует поведение ума как результат какой-нибудь капризной капитуляции сердца. О нем ходило, похоже, немало сплетен. Есть тут одна довольно умопомрачительная вдова, которая на протяжении многих лет делает все возможное, чтобы заманить его в свои сети, и его друзья уверены, что в один прекрасный день удача улыбнется ей. Чудо, что ей до сих пор это не удалось, потому что она роскошна, а доктору нужна жена — особенно такому замечательному доктору. Она совершенно необходима для его успеха в обществе, и к тому же столь долгое одиночество может повредить ему.
— По-моему, вы имеете в виду нашу донью Беатрис, — предположил Питер, — когда говорите о роскошной испанке, и я совершенно согласен с друзьями доктора, что ему пора прекратить свое одиночество. — Он вопрошающе посмотрел на Лайзу: — Вы не согласны со мной, Лайза? Разве сейчас все не говорит о том; что пройдет немного времени и ваш хозяин преподнесет своей дочери-сироте мачеху?
— Я… — Лайза понимала, что каждый, кто обладает хоть минимальной наблюдательностью, согласится с ним, но она почему-то не могла и скорее почувствовала, чем увидела, что притягивает к себе, как магнитом, взгляд мисс Трейси.
— Вы что, мисс Уоринг? — спросила та с явной тревогой в глазах. Она наклонила набок коротко стриженную голову и под другим углом посмотрела на девушку. — Если вы присматриваете за дочерью доктора Фернандеса, вам, вероятно, известно о нем больше, чем нам. Это правда, что осенью он собирается отослать девочку в школу?
— Об этом идут разговоры, — призналась Лайза. — По-моему, донье Беатрис, гостящей сейчас у доктора, не терпится сделать это.
— Ах! — воскликнула тетушка Грайзел, как будто этим многое объяснялось. — Тогда она, вероятно, победит, потому что я слышала, что девочка, которую я никогда не видела,
