— О да, очень! — Ее голос стал мягким и нежным. — Я ее очень люблю!
— У меня есть все основания считать, что и она очень вас любит. Поэтому не может быть и речи, что вы не удовлетворяете моим требованиям.
— Но есть еще донья Беатрис. — Лайза намеренно избегала взгляда его темных, блестящих, пронзительных глаз. — Думаю, вполне естественно, если она сочтет, что испанка или, возможно, девушка какой-нибудь другой национальности подошла бы Жиа лучше, чем я.
— Но есть еще и я, — напомнил он, — который нанял вас! Она посмотрела на него, как бы желая задать вопрос:
«Правда?», но губы ее произнесли кроткое: «Разумеется!». Определенно доктор был раздосадован: брови его сдвинулись, а глаза холодно сверкнули. Он поджал губы и выпятил вперед свой квадратный подбородок.
— Тогда, если у вас нет какой-нибудь сильной причины разорвать наш договор, заключенный тогда, когда я о вас ничего не знал, — ей стало интересно, что же нового он узнал о ней теперь, — вероятно, вы будете столь любезны и останетесь с Жиа, по крайней мере до конца лета, когда будет определено ее будущее. Вы сделаете это, мисс Уоринг? Или вы серьезно хотите, чтобы вас заменили?
— Нет, нет, не хочу! — призналась она, и в его глазах появилось такое удовлетворение, что она невольно задержала на нем взгляд долее чем нужно; и в то время, когда они смотрели друг на друга, она вдруг испугалась, что не сможет сдержать свой безумный порыв выкрикнуть вслух: «Разумеется, я не хочу уезжать! Я этого не вынесу! Мне будет очень плохо, когда вы уедете в Мадрид, но прошу вас, не отсылайте меня из вашей жизни, пока это не станет абсолютно необходимым!»
Когда она осознала, что близка к тому, чтобы произнести эти слова, ее охватила паника; она отвела взгляд и засуетилась, будто искала что-то, что могло ее отвлечь.
Доктор Фернандес проследил за ее взглядом, устремленным на ковер, и спокойно произнес:
— Тогда все решено. Вы останетесь с Жиа? Примете ли вы это как признание того, что я полностью удовлетворен вашей работой?
— О да, если вы действительно удовлетворены!
— Здесь и речи не может быть о каких-то «если».
— Благодарю вас! — еле слышно пролепетала Лайза. Доктор достал из пачки сигарету и закурил.
— Вам, может быть, будет скучно с сеньорой Кортиной и ее мужем, но ваше время, по крайней мере, будет принадлежать вам. — Он бросил на нее быстрый взгляд и произнес: — Полагаю, вы проведете его с мистером Гамильтоном-Трейси!
Лайза быстро ответила, вспомнив о приглашении тетушки Питера:
— Мне вовсе не будет скучно, но если уж на то пошло, я получила приглашение в Мадрид… У мисс Трейси квартира в Мадриде, и она интересовалась, не могла бы я получить несколько выходных дней и пожить с ней.
Доктор опять нахмурился:
— И вы собираетесь попросить эти несколько дней?
— Я бы не стала делать этого, но сейчас, когда в моих услугах никто не нуждается, по крайней мере неделю, мне, кажется, предоставляется возможность…
Она умолкла, а он обратился к ней ледяным тоном:
— Увидеть Мадрид или сопровождать мисс Трейси и ее племянника в осмотрах достопримечательностей Мадрида?
— Я вовсе не уверена, что Питер будет там.
— Правда? — довольно сухо произнес он. — Но ведь он, по всей видимости, свободная птица, и я почти уверен, что он будет там.
— У вас нет никаких возражений, если я это время поживу с мисс Трейси?
Доктор слегка пожал плечами:
— Напротив, я буду очень признателен ей, если она избавит вас от скуки. Хотя я и не знаком с мисс Трейси, но слышал о ней. У нее солидная репутация как у художницы, и она — желанный гость в домах многих моих друзей. Мне и самому пора с ней познакомиться, и я, пожалуй, приглашу ее отобедать с нами до нашего отъезда. Где она остановилась в Сан- Сесильо?
— В «Каравелле».
Их глаза снова встретились, и он улыбнулся ей озорной мальчишеской улыбкой:
— Вы помните время, когда там жили?
— Отлично помню!
— И ночь, когда ваша туфелька застряла в булыжниках пристани? — Доктор намеренно, как бы принуждая себя, отвел взгляд. — Будет замечательно, если вы поживете с мисс Трейси, и мы, разумеется, должны пригласить ее на обед. Насколько мне известно, никто лучше ее не покажет вам Мадрид!
«Но, — печально подумала Лайза, — не всели равно, кто покажет мне Мадрид, если не он… Вот если бы он показал мне Мадрид…»
У нее снова перехватило дыхание от ужаса, что она вот-вот выдаст себя, и она твердо решила впредь быть осторожней.
Лайза была счастлива, когда наконец услышала:
— Прекрасно, мисс Уоринг! Вы можете идти.
И хотя Лайза понимала, что ей дана отставка, она с радостью покинула библиотеку, где ей пришлось пережить столько неприятных минут.
ГЛАВА 11
Жиа без всякого энтузиазма восприняла весть о том, что ей предстоит неделю, а возможно и две погостить у доньи Беатрис без общества Лайзы и отца.
Лайзу волновало, что в маленькой дочери доктора так прочно укоренилась неприязнь к донье Беатрис.
Ее обучали психологии детей, и она была подготовлена к тому, что дети иногда без всяких причин, чисто интуитивно, относятся негативно к некоторым людям или событиям, но ее не научили, что надо предпринимать в подобных обстоятельствах.
Большинство людей сочло бы отношение Жиа к донье Беатрис неразумным, потому что последняя изо всех сил старалась завоевать расположение девочки, — правда, половина ее усилий сводилась к тому, чтобы заваливать ту подарками.
Коробка дорогого шоколада при приезде на виллу и по следовавшие за ней другие подношения служили тому доказательством. Многочисленные попытки отвадить Жиа от ее английской гувернантки посредством прогулок и разговоров, малоинтересных для Жиа, постоянные заботы о ее гардеробе и здоровье не вызывали сомнений в целях доньи Беатрис. Но Жиа упорствовала в своей неприязни к ней, уклонялась от общения и не верила ей, что красноречиво говорило о провале политики доньи Беатрис и о напрасно потраченном ею времени.
Лайзу тревожили мысли о будущем девочки, и она часто задумывалась о том, как сложатся ее отношения с мачехой, которую она уже заранее не любит и очень мало знает, даже если ее отец совершенно иначе относится к будущей жене.
Сейчас донья Беатрис не имеет особых прав показывать, что она обижена, а вероятно,
