— Нет, никогда. Позже я объясню и другое, но сейчас ближе к делу: что сказала вам Беатрис?
— Она… она сказала, что я бегала за вами и ставила часто в неловкое положение! Что вы признались ей, какие неприятности я вам доставила, и попросили забрать Жиа, чтобы избавиться от меня! О Хулио, — лицо ее дрожало, — это было ужасно!
— Это ужасно! — согласился он, прижимая лицо к ее волосам и покровительственно притягивая ее к себе. — Но хотя с ее стороны это было почти преступно, почему вы поверили ей? Разве я когда-нибудь дал вам повод думать, что способен обсуждать вас с другой женщиной? Вы считаете, что я способен на это? Особенно когда вы, должно быть, поняли, что ваше очарование подействовало на меня сильнее, чем что-либо когда-либо в моей жизни!
— Но я не понимала! — возразила она. — Хулио, я не понимала! Я считала, что вы только добры ко мне… Иногда мне казалось, что нравлюсь вам, но я не думала, что вы из тех мужчин, которые…
— Стремятся найти одну совершенную розу в саду? Она подняла голову и пристально посмотрела в его глаза. Черные и блестящие, они, казалось, завораживали ее.
— Я… я действительно так много значу для вас?
— Да! А что я значу для вас?
Внезапно мужество вернулось к ней, робость исчезла, она подняла руки и обвила их вокруг его шеи. Ее глаза были не просто прозрачными, они смотрели преданно и с обожанием.
— Вы единственный мужчина, которого я смогла бы полюбить за всю свою жизнь! За дюжину жизней! Именно из-за вас я пожалела, что у меня не хватило мужества броситься в море, когда я была на полпути от обрыва. Из-за вас я стала строить свои планы на будущее. У меня нет никакого будущего без вас и Жиа! Я люблю вас обоих, но вас я люблю больше жизни!
— Querida! — Это слово вырвалось у него как часть долго подавляемого внутреннего смятения, а губы снова припали к ее губам. Она уже предвкушала блаженство в том, чтобы отдаться человеку, который будет владеть ею всегда и полностью. Между ними никогда ничего не будет наполовину — только полная принадлежность друг другу и желание, похожее на пламя. Все ее тело дрожало, а он все крепче сжимал ее в объятиях, словно хотел убедить ее, что все ее мечты сбылись. Когда он наконец поднял голову, ее губы напоминали алый цветок. Он задумчиво посмотрел на нее: — Почему мужчина любит одну и только одну женщину? Почему она имеет для него такое значение, что без нее он никогда не живет по- настоящему? — спросил он.
Лайза подняла руку и прикоснулась к его лицу.
— Но можно же любить больше, чем один раз, разве нет?
— Не так, как я люблю вас! — Его оливковая кожа потемнела, и ей впервые пришло в голову, что он не англичанин, а испанец, который может стать бешено ревнивым, если появится повод, а может быть и без повода!
— Лайза, если вы думаете, что можно любить больше, чем один раз…
— Я не думаю, не думаю! — немедленно заверила она, перебирая пальцами его густые волосы и восхищаясь их красотой. — Но вы, Хулио, — запнулась она, хотя теперь зашла так далеко, что ей ничего не оставалось, как продолжать, — вы же очень любили мать Жиа, не так ли?
Он довольно неожиданно отстранил ее от себя и резко спросил:
— Кто вам это сказал?
У нее на языке вертелось: «Донья Беатрис», но он избавил ее от необходимости произносить это имя.
— Мой добрый друг донья Беатрис де Кампанелли много сделала для меня или, скорее, против меня! — Сухость его тона наполнила Лайзу тайной радостью, что она не донья Беатрис. — Лайза, я расскажу вам все о ней и о моей жене, потому что иначе это всегда будет стоять между нами, а без полной веры — нет и полного согласия.
Он слегка обнял девушку и погладил ее лицо.
— Дорогая, если Беатрис сделала вас несчастной, могу только сказать, что сожалею об этом. Видите ли, мы с вами с самого начала полюбили друг друга, и, думаю, ей следовало бы догадаться об этом. Она всегда была моим хорошим другом, — или я всегда так считал! — и с моей стороны глупо делать вид, что я не понимал ее желания выйти за меня замуж, но у меня не было ни малейшего намерения жениться на ней. Она не та женщина, с которой мне хотелось бы прожить свою жизнь. С тех самых пор, как вы вошли в мою жизнь, я все пытался придумать, как мне убедить ее в этом. Видите ли, дорогая, может быть, я проявлял некоторую слабость, но она была добра к Жиа, и я считал ее своим верным другом. Да и моя занятость не позволяла мне уделять много времени проблемам личной жизни. К тому же Беатрис — родственница моей жены, и это в какой-то мере связывало нас. Еще одной превосходной причиной ее столь собственнического интереса к моей персоне стало то, что она знала, как я был несчастен и каким неудачным оказался мой брак…
— Неудачным? — перебила его Лайза.
— Да, неудачным! — мрачно ответил он. — Вы не однажды, дорогая, говорили мне о браках по расчету, а я сказал, что они почти всегда успешны, но иногда это не так. Наш брак был браком по расчету — наши семьи долго дружили, и не думаю, что кому-нибудь из нас удалось бы избежать того, что было спланировано, можно сказать, еще с наших колыбелей. Наш брак, к несчастью, оказался неудачным! Моя жена вообще не хотела замуж — она предпочла бы сделать карьеру, если бы могла, и не хотела иметь детей. Зная, что Жиа должна появиться на свет, она делала все возможное, даже с опасностью для жизни, чтобы избавиться от ребенка.
За неделю до родов она взяла свою машину и проехала столько миль, что довела себя до изнурения и врезалась в другой автомобиль, а когда родилась Жиа, она умерла! — Он отвернулся. — Немного найдется таких испанок, как она, но она же была наполовину англичанкой.
— А я чистая англичанка, — шепотом напомнила ему Лайза.
— Да, но вы также моя Лайза, моя женщина, моя любовь!
Он посмотрел на нее с мальчишеской нежностью, отчего краска залила ее щеки, и она порывисто прильнула к нему.
— О, Хулио, если вы действительно хотите жениться на мне, клянусь, я буду думать только о вас и сделаю вас счастливым. Мне всегда хотелось этого!
— Я верю вам, дорогая. — Он поднес ее маленькие ручки к губам и стал целовать каждый пальчик. — Вы и Жиа сделаете счастливой? Вы нужны Жиа, вы же знаете!
— Знаю. Хулио, вы ведь любите ее, правда?
— Думаю, я стал любить ее больше с тех пор, как вы вошли в нашу жизнь, — несколько смущенным тоном признался он. — Видите ли, мой брак сбил меня с толку, вызвал во мне отвращение. Все в нем вызывало во мне возмущение, и боюсь, что это возмущение частично распространилось и на Жиа. Но вы сможете научить меня смотреть на нее иначе, — вы уже сделали это!
— Вы должны любить Жиа, — прошептала она. — Мы оба будем любить Жиа!
— А в один прекрасный день… — начал он, но она так покраснела, что он не стал продолжать, а вместо этого долго и страстно целовал ее.
Внезапно опомнившись, она поймала себя на том, что даже не знает, как и когда он приехал. Когда он признался, что почти незамедлительно последовал за ней и предыдущую ночь провел в местной гостинице, так как было уже слишком поздно искать ее коттедж, ее
