пшепично-шелковистую красоту.
Доктор Фернандес встал и одарил ее чуть заметной улыбкой. Его спутница сидя разглядывала девушку с большим любопытством.
— Позвольте представить вам донью де Кампанелли, — промолвил Фернандес, представив Лайзу рыжеволосой красавице. — Что вы будете пить с кофе, — осведомился он, когда Лайза села, — ликер?
— Нет, спасибо. Только кофе, — ответила Лайза, чинно сложив руки на коленях. Это было так непохоже на тот вечер, когда они пили вино на берегу, что она чувствовала себя скованно, а донья де Кампанелли наблюдала за ней с легким изумлением.
— Вы должны простить меня за мои слова, — вымолвила она, — но вы так не похожи на тех гувернанток, которых я встречала раньше. Они обычно скроены по одному и тому же образцу, и у всех у них подавляюще властный вид. Вы же похожи на вчерашнюю школьницу!
Лайза невольно почувствовала себя униженной.
— Я не так молода, как выгляжу, — заметила она.
— Тогда это, вероятно, и хорошо, потому что вам придется справляться с таким постреленком, как Жиа. — Она томно взглянула на доктора черными, как ягоды терновника, глазами, в которых все еще сквозило изумление. — Ты вполне уверен, любимый, что не делаешь ошибки? Я не питаю нежных чувств к твоей суровой мисс Гримторп, но она по крайней мере старше, а значит, и опытнее! У мисс Уоринг, вероятно, так мало опыта, что для нее будет непосильным бременем забота о Жиа!
— Я так не считаю. — Доктор погасил в пепельнице сигарету и протянул портсигар Лайзе. Та уже успела заметить, что донья де Кампанелли не курит и лишь слегка или совсем не накрашена. И только на губах была помада вызывающего тона. Впрочем, ее безупречный цвет лица и совершенные черты и не требовали дополнительного макияжа. — Может быть, мисс Уоринг и выглядит совсем юной, но она уже призналась мне, что ей двадцать четыре года, а значит, она уже далеко не школьница.
Его улыбка на какое-то мгновение согрела сердце Лайзы, хотя последующие слова его гостьи обдали ее холодом:
— У нас двадцать четыре года что-то значат, но в Англии женщины развиваются медленнее. Вы уже где-то работали, мисс Уоринг?
Лайза мгновенно поняла, что несмотря на добродушное выражение лица донья Беатрис де Кампанелли настроена к ней враждебно — враждебно с самого начала.
— Я… ну да, — бессвязно пробормотала Лайза. — Доктор Фернандес уже навел обо мне справки.
— За такое короткое время? — насмешливо скривила рот донья Беатрис.
Хулио Фернандес, удивился.
— Времени было предостаточно, — заметил он. И отзывы я получил полностью удовлетворительные.
Донья Беатрис положила руку — изысканную, сверкающую кольцами руку — ему на плечо.
— Прости, мой любимый, — ласково проговорила она, если тебе кажется, что я усомнилась в твоих суждениях, но людям иногда свойственно торопиться с выводами. А судя по твоим словам, вы с мисс Уоринг даже не знакомы по-настоящему. Знакомство во время ее отпуска! Ситуация, мягко говоря, неординарная! — Она холодно и лукаво улыбнулась англичанке: — Для вас, мисс Уоринг, это может быть губительным — поступить на работу в незнакомый дом в совершенно незнакомой стране. Правда, могу вас заверить — нет большей удачи, чем получить работу у доктора Фернандеса, особенно когда дело касается его единственной дочери.
Лайза молчала. Доктор Фернандес, подумала она, тоже в затруднительном положении.
— Уверен, что везение окажется взаимным, — услышала она его голос. — А если бы ты увидела их вместе, у тебя не было бы никаких сомнений, что мисс Уоринг именно то что нужно Жиа. Ребенок сразу же принял ее, и я предвижу, что они прекрасно поладят. А вы что скажете, мисс Уоринг?
— Надеюсь, — натянуто ответила Лайза. — Во всяком случае, я сделаю все, что смогу, чтобы исправить результаты работы мисс Гримторп. Девятилетней девочке не нужна няня. Ей больше пойдет на пользу школа.
— Здесь слово за доктором Фернандесом! — отрезала донья Беатрис, посмотрев на усыпанные бриллиантами часы на браслете. — Я должна идти, Хулио! В десять часов я уезжаю в аэропорт, а сейчас уже половина десятого. — Она одарила его томным, полным сожаления взглядом, настолько печальным что Лайза почувствовала неловкость. — Но мы же увидимся в Мадриде через несколько дней. Ты ведь уезжаешь послезавтра?
— Да, когда мисс Уоринг и Жиа поселятся на вилле.
Высокомерная красавица протянула Лайзе руку, вернее, подала ей кончики пальцев в перчатке.
— Заботьтесь о Жиа хорошенько, мисс Уоринг, — произнесла она приказным тоном. — Нисколько не сомневаюсь в том, что мы скоро увидимся. Я принимаю очень близко к сердцу интересы доктора Фернандеса, и если он не сможет навестить вас на вилле, то, разумеется, это сделаю я!
— Мы вместе будем навещать их, — пообещал доктор Фернандес.
Когда они исчезли в темноте, по-видимому, чтобы сесть в ожидающую их машину, Лайза встала и прошла в дальний угол террасы, откуда спустилась в полумрак сада. Она была взволнована, встревожена и почти расстроена. Никогда в жизни она еще не сталкивалась с такой неприкрытой враждебностью, какую проявила к ней донья Беатрис. Ей захотелось дождаться возвращения доктора, чтобы броситься к нему и попросить освободить ее от обязательства работать у него.
Вдруг она подумала о Жиа, чья маленькая ручонка так Доверчиво пробиралась сегодня в ее руку. Девочка одинока и нуждается в ней, да и ей самой нужно нести за кого-то ответственность. Они смогут быть счастливы вместе в этом заросшем саду на берегу моря, и с ее стороны было бы безумием отказываться от первоклассной работы — работы, которую донья Беатрис предназначала для себя, судя по неприязненным взглядам, которые она бросала на Лайзу.
В конце концов, насколько ей было известно, донья Беатрис всего лишь друг Хулио Фернандеса и, может быть, никогда не будет ему больше чем другом. К решению относительно женитьбы должны прийти оба, а доктор уже девять лет как вдовец.
Почему ему понадобилось ждать все это время, если кузина его жены хотела выйти за него замуж немедленно (а судя по ее собственническому отношению к нему, так и было)?
Почему она уже давно не стала сеньорой Фернандес и не занимается сама выбором гувернантки для Жиа?
Отвезя свою гостью, Фернандес вернулся в отель и направился прямо к себе. Он ходил взад и вперед по своей комнате, куря тонкие испанские сигареты одну за другой. Не то чтобы он выглядел встревоженным, но на его лице появлялось легкое беспокойство. Золотистый свет лампы, стоявшей на прикроватном столике, ложился тенями на его гладкие черные волосы и делал ярче его бледно-оливковое лицо.
Сегодня у него в петлице красовался белый цветок, сорванный по дороге рукой Беатрис и приколотый ею к лацкану его смокинга. Он отколол цветок, посмотрел на него и начал рассеянно теребить его лепестки длинными пальцами, пока весь цветок не развалился, усеяв, как снегом, ограду балкона. В его ушах еще стоял мягкий голос Беатрис, когда она
