был всего лишь сон. И горе с новой силой придавливало ее, и впереди серел новый бессмысленный день. А за ним – снова ночь с навязчиво-радостными сновидениями. Ника уже и сама не знала: хочет она, чтобы они продолжались, или нет. И то, и другое оказывалось одинаково мучительным.
Вот бы увидеть Севу живым и здоровым и больше уже никогда не просыпаться – все чаще и чаще теперь мечтала она. Зачем, собственно, ей теперь просыпаться! Она попробовала последовать примеру мужа, однако спиртное не принесло ей ровно никакого облегчения, днем лишь обостряя горе и тоску, а ночью обрекая на кошмарные видения. Теперь вместо того, чтобы хоть во сне забыться или увидеть живого сына, она снова и снова бегала к пруду, из которого вынимали опутанное водорослями тело их мальчика. А наутро Нике бывало так плохо, что хотелось разом покончить со всем на этой земле. Она бросила пить. Однако занять себя по-прежнему было совершенно нечем.
Чтобы не сидеть дома одна, Ника попробовала устроиться на работу. Это оказалось совсем не просто. Их с Андреем знакомые, вероятно, взяли бы ее. Но она не могла видеть никого из знакомых и ловить на себе сочувствующие взгляды. Нику могли спасти лишь совершенно незнакомые люди, которые ничего не знали о ее несчастье. Но в ее возрасте, да и учитывая, что она уже много лет не работала и профессии толком никакой не имела, попасть куда-то не по знакомству было практически невозможно.
Все же Ника упорно ходила на собеседования. Надо было хоть чем-то занять себя. И не только. Отношения их с Андреем делались хуже и хуже, и она уже опасалась, что дело кончится разводом. Андрей изменился до неузнаваемости. Если они расстанутся, ей надо на что-то жить.
Правда, некоторая сумма денег была у нее от продажи родительской квартиры. На какое- то время, конечно, хватит, но не навечно же. И хотя жить, в общем-то, не хочется, но она живет, и кто знает, сколько еще времени мучиться ей отпустил Всевышний? Не побираться же. У нее еще теплилась надежда, что пройдет время, а оно, как известно, лечит, и Андрей станет прежним. Ну, конечно, не совсем таким, как был, – смерть Севы их обоих навсегда изменила, – но с которым можно разговаривать и который вновь станет слышать ее и понимать. Ну почему Андрей ведет себя так, словно горе только его, а она, Ника, совершенно ни при чем! Посторонний, чужой человек, не имеющий права мешать ему горевать. Ей ведь тоже горько. Сева и ее сын. Она его рожала, мечтала, чтобы он родился. И, в конце концов, именно она больше всех провела с ним времени за эти шесть лет. Так по какому же праву Андрей возомнил, что больше нее любит сына?
Ника не оставляла попыток заставить мужа услышать себя. Поначалу, когда ей удавалось его отловить, он молча выслушивал ее и уходил. Затем стал отвечать. Холодно, грубо, жестоко. Нике просто не верилось, что человек мог так измениться. В нем не осталось ни капли любви к ней, казалось, он ее ненавидит и едва терпит ее присутствие рядом с собой.
С каждым днем их отношения становились все напряженнее. И когда в очередной раз Ника попробовала заставить его образумиться, его наконец прорвало. Он с побелевшим лицом начал кричать, что видеть и слышать больше ее не может и требует лишь одного: она должна навсегда оставить его в покое и не сметь мешать ему делать то, что он хочет, потому что она потеряла право вмешиваться в его жизнь. Она теперь для него никто, и он вообще не понимает, зачем она так упорно за него цепляется. Ника вскипела:
– Во-первых, я за тебя не цепляюсь. Если хочешь, только скажи, и я отпущу тебя. Просто я, идиотка, еще надеялась, что ты придешь в себя и поймешь, что мы с тобой все-таки еще живы и нам надо попробовать жить. Хотя бы в память о Севе. Потому что и он будет жить, пока мы с тобой живы и наша семья жива. Ведь только мы его помним. Я так надеялась, что мы вместе поможем друг другу и выкарабкаемся. Ведь мы всегда так любили друг друга. Да, у нас страшное горе. И Севу нам никто не заменит. Но мы еще можем начать все сначала. И даже ребенка можем родить. Ну хоть попытаемся. Или усыновим…
– Ты чудовище! – перебил Андрей. Он взирал на нее с нескрываемым изумлением. – О чем ты говоришь? Горе у нее! Какое это горе, если ты еще можешь жить и строить планы! Начать все сначала! Родить! – в тоне его теперь звучала неприкрытая издевка. – Родит она! Да ты Севу едва родила! И не нужен мне больше никто! Усыновить ребенка! Бред сумасшедшего! Ты единственного сына уберечь не смогла! Кого тебе после этого можно доверить! А-а-а! Понимаю! Готова цепляться за последнюю соломинку, чтобы мужика при себе удержать! Не надейся! Мне чужих детей не надо! Мне вообще никого и ничего не надо! Любит она меня, видите ли. А если любишь, чего же не понимаешь: душа у меня уже умерла. Мертвый я. Нету меня. Ничего не хочу. И видеть тебя не хочу! И знать! Уходи куда-нибудь! Возьми деньги, возьми все! Я, кстати, эту проклятую дачу на прошлой неделе продал! Все забирай и с глаз моих долой!
Он бил наотмашь, однако Ника понимала: специально ведь это делает, чтобы остаться одному и окончательно раствориться в своем горе. И она твердо проговорила:
– Андрей, не надейся. Я никуда не уйду. Беда у нас общая, и выбираться нам из нее только вместе. Я, между прочим, когда выходила замуж, обещала быть с тобой и в радости, и в горе. В радости получилось, так неужели мы в горе сдадимся? Позволим ему одержать верх над нами?
– В таком случае ухожу я! – Андрей кинулся к двери, на ходу натягивая пальто. – Я никогда больше сюда не вернусь и прошу меня не искать.
Резко обернувшись, он схватил со стола большую фотографию Севы.
– Извини, это я возьму. Все остальное можешь забирать себе!
– Ты твердо решил развестись?
Ника из последних сил сохраняла спокойствие: ей хотелось вцепиться в него, завыть, умоляя его остаться, не покидать ее, потому что одной, без него, ей никогда не справиться.
На мгновение застыв, муж глухо рассмеялся.
– Развестись? О чем ты, милая? Никак про штамп в паспорте? Кого это волнует? Да мне наплевать! Мне на все наплевать! У меня сын погиб! И главное для меня – не видеть тебя! А на остальное плевать! Пойми: я не к другой женщине ухожу! Я просто ухожу! Для меня дальше жизни нету! Никакой жизни! Ну все! Прощай!
Он двинулся в прихожую. Ника, не выдержав, бросилась следом, вцепилась ему в рукав.
– Не уходи! – рыдала она. – Андрюша, милый, я не могу! Я не смогу!
Он резко отшвырнул ее от себя. Она, отлетев на другой конец комнаты, упала на пол, и пока поднималась на ноги, хлопнула входная дверь.
Казалось, еще немного – и Ника сойдет с ума. Он ушел навсегда. Поверить в это было невозможно. Куда ему уйти? Здесь его дом. Их дом. Нет, конечно же, он вернется, одумается и вернется. Разве можно разом забыть и выбросить из жизни столько совместных счастливых лет? Так не бывает.
У Ники не было больше сил об этом думать. Отыскав в аптечке снотворное, она приняла сразу несколько таблеток. Главное – заснуть и отключиться.
А завтра, глядишь, и силы появятся обдумать, как вести себя дальше и вернуть поскорее Андрея.
Проснулась она от того, что ее с силой трясли за плечо. Она с трудом разлепила глаза, но ей показалось, будто она все еще спит.
«Какой странный сон», – пронеслось в голове. Над ней склонилось лицо компаньона Андрея – Олега Киреева. «Ну, точно, сплю», – окончательно уверилась она. Вот только трясти ее за плечо почему-то не переставали.
