раньше и занять хорошее место. Ищите меня ближе к сцене.
– Не забудьте записную книжку, – со смешком напомнила Нэнси.
Майкл в ответ рассмеялся:
– Постараюсь не забыть, но даже если память мне откажет… Что ж, встретимся еще раз!
Нэнси спохватилась:
– Ой, а вдруг вы снова пропадете! Дайте и мне ваш номер телефона, пожалуйста!
2
Майкл сидел в кафе «Зеленая мельница», изредка поглядывая на дверь в ожидании Нэнси. В полутемном зале бесшумно работал кондиционер, оркестранты готовились к концерту, пробуя свои инструменты и потихоньку разыгрывая пассажи. Практически все столики были заняты, как всегда по четвергам, когда здесь выступал известный в Чикаго и во всем штате Иллинойс джаз-банд «Свинг-шифт оркестр». Однако сегодня намечался джем- сейшн – концерт, когда собираются музыканты из разных ансамблей для совместной импровизации. Майкл очень любил слушать такие концерты и наблюдать за музыкантами – как они соревнуются и подбивают друг друга на джазовые авантюры.
Отвлекшись на пробную импровизацию саксофониста, Майкл повернулся к сцене. Когда он вновь посмотрел на дверь, к столику уже приближалась Нэнси. Он поспешно встал, поздоровался с ней и отодвинул для нее стул, приглашая садиться.
– Как здесь интересно, – произнесла девушка, садясь напротив него и с любопытством глядя по сторонам. – Я никогда прежде не была в этом кафе.
Майкл смотрел на нее, почти не узнавая. Девушка была на редкость хороша. В поезде он видел Нэнси в брюках и футболке. Теперь на ней был светло-салатовый легкий костюмчик – кофточка, открывающая загорелые плечи, и короткая юбка, позволяющая любоваться красивыми коленками. Светлые волосы обрамляли нежный овал лица, струясь по плечам. Большие, широко расставленные глаза, казавшиеся сегодня зеленоватыми, с интересом оглядывали оркестрантов, начинавших джем-сейшн.
– Вы знаете, это необычное кафе, – заметил Майкл, налюбовавшись своей визави. – Говорят, в тридцатые годы здесь часто бывал знаменитый гангстер Аль Капоне. А в шестидесятые здесь любил играть Дюк Эллингтон и часто пела Элла Фитцджеральд.
Нэнси слушала его с неподдельным вниманием.
– Здесь так все и осталось с тех лет, или уже потом создали интерьер в стиле тридцатых годов? – поинтересовалась она.
– Многое осталось, но что-то и воссоздали, – объяснил Майкл. – Например, вот эти настенные псевдобронзовые канделябры над пианино.
На столе уже стояла вазочка с жареными орешками. Майкл пододвинул к Нэнси бокал фирменного коктейля «Маргарита» – текила с лимоном и минеральной водой. Она благодарно кивнула и взяла в губы соломинку. Розовый округлившийся рот сделал ее похожей на ребенка. Ее детская непосредственность опять пленила Майкла, как тогда, в поезде. Он не мог отвести глаз от ее нежных губ, едва тронутых светлой помадой. Он пока еще не понимал, чем его так влекла эта девушка, которая вовсе не казалась такой уж сексапильной. Ему хотелось просто смотреть на нее, ни о чем не говоря и ничего не спрашивая. Первой молчание нарушила Нэнси:
– Вы часто бываете здесь?
– Практически всегда, если могу освободиться вечером в четверг.
Она кивнула и улыбнулась. Теперь они просто смотрели друг на друга и слушали музыку. Оба не чувствовали никакого смущения и не испытывали неловкости от затянувшегося молчания.
Два с половиной часа пролетели незаметно. Музыканты заканчивали сейшн, с видимым наслаждением растягивая последние пассажи.
Потом внезапно стало тихо. Уже совсем стемнело. Майкл зажег свечу. На других столиках тоже загорелись огоньки. Глаза Нэнси теперь излучали какой-то фосфоресцирующий свет, смотрели грустно и отстраненно.
– Вы о чем-то задумались?
Майкл спохватился, что задал пошлый вопрос, но Нэнси просто ответила:
– Я никогда не бывала на джазовых концертах. Это так интересно и приятно. Мне кажется, джаз – это свобода и раскрепощенность.
Она вздохнула.
– А откуда такая печаль? Вам так не хватает свободы? Можно подумать, что вы мусульманская жена, – неловко пошутил Майкл.
– А я и была несколько лет… почти мусульманской женой, – проговорила Нэнси запинаясь. Она внезапно помрачнела и опустила глаза, но потом взмахнула ресницами и с облегчением улыбнулась. – Но сейчас все позади.
Майкл не знал, как реагировать на ее признание. Она казалась ему совсем юной и невинной. Была мусульманской женой?.. Несколько лет?..
Он вопросительно посмотрел на нее.
Нэнси снова опустила глаза, но теперь губы ее улыбались. Ей явно нравилась живая заинтересованность недавнего знакомого. Помолчав, она взглянула Майклу в глаза и, словно через силу, медленно проговорила:
– Полгода назад я развелась с мужем… Он почти пять лет мучил меня своей ревностью. Я практически никуда не ходила, только на работу и обратно. Иногда он подкарауливал меня в машине, не иду ли я с каким-нибудь мужчиной… Простите, Майкл, сама не знаю, зачем я вам все это рассказываю…
Майкл слушал ее молча, но, почувствовав, что Нэнси смутилась от собственного признания, он коснулся ладонью ее руки, держащей бокал, и слегка пожал ее. Его поразила прохлада нежной кожи. Вопреки летней жаре и уже отключенному кондиционеру. Она убрала локоток со стола, но Майкл удержал руку на ее запястье.
– Не смущайтесь меня, – тихо попросил он Нэнси. – Мне хочется знать о вас все.
– Ага, господин охотник, я вас раскусила! – В ее голосе послышалась насмешка. – Вы расставляете силки на добычу, а потом заманиваете ее в сети…
От неожиданности Майкл отпустил ее руку:
– Зачем же вы так? – мягко проговорил он. – Я вовсе не хотел вас обидеть.
В огромных глазах Нэнси промелькнули боль и сожаление.
– Извините меня, – спохватилась она. – Я не должна была раскрывать вам душу. И иронизировать тоже… Сама не знаю, что это со мной.
Майкл молча откинулся на спинку стула, не спуская глаз с ее выразительного лица.
Тогда, в поезде, она показалась ему беззаботной и доверчивой. Сейчас Нэнси была похожа на маленького потерявшегося котенка. Трудно было представить, что это юное существо уже знает, что такое страдание и боль. Интересно, сколько же ей лет?
Майкл с удивлением почувствовал, что ему хочется отогреть душу этой милой молодой женщины, сделать так, чтобы она поверила ему. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза, не понимая, что происходит с ним самим. Такая вспышка сентиментальности была совершенно несвойственна ему. Скорее, он считал себя циником и уж, во всяком случае, мало эмоциональным и весьма рассудительным человеком. Женщины, конечно, интересовали его, но он не помнит, чтобы когда-либо испытывал подобные чувства, да еще к незнакомке. Он попытался отогнать от себя наваждение.
– Уже поздно, – прервала затянувшееся молчание Нэнси. – Мне пора ехать. Пока я доберусь из Чикаго до своего Скоки…
– Да, уже поздно, – согласился Майкл.
