умоляю тебя сдержаться ради редкостного наслаждения, заманиваю тебя в Позу Джинна и со сталью в руке и голосе рассказываю историю твоего нынешнего рабства. Твой брат искалечен; моя сестра мертва; нам пора за ними.
- На этом и кончается твоя история?
Дуньязада кивнула.
Шахземан пристально вгляделся в свою застывшую нагой рядом с постелью невесту, сжимавшую в дрожащей руке бритву, и прочистил горло.
- Если ты и в самом деле собираешься пустить ее в ход, смилостивись и сначала убей меня. Покрепче резани под адамовым яблоком - и вся недолга.
Девушка содрогнулась, замотала головой. Мужчина, насколько ему позволили путы, пожал плечами:
- Ответь по крайней мере на один вопрос: зачем тебе, в конце-то концов, понадобилось рассказывать мне эту необыкновенную историю?
Все еще отводя взгляд, Дуньязада монотонным голосом объяснила, что месть ее сестры предполагала и эту перестановку не только пола сказителя и сказания (как понимал их джинн), но и их положения, поскольку второе отдается теперь на милость первого.
- Ну так и окажи тогда эту милость! - воззвал царь. - Самой себе!
Дуньязада подняла на него глаза. Несмотря на свое положение, Шахземан, совсем как джинн, улыбнулся сквозь жемчуга своей бороды и объявил, что Шахразада по справедливости считает любовь мимолетной. Но вряд ли уступает ей в этом и сама жизнь, вот почему обе они так сладостны - и еще сладостнее, если ими наслаждаешься, словно они никогда не кончатся. При всем неравенстве женской доли, продолжал он, тысячи женщин находят любовь столь же драгоценной, как и их возлюбленные: чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к рассказам Шахразады. Если осужденному - каковым он себя считает, поскольку, лишившись мужественности, он тут же покончит с собой, едва в руках у него окажется меч, - может быть даровано последнее желание, каковое даже он привык даровать поутру своим ночным жертвам, то он выбрал бы обучить свою пригожую па-лачку радостям пола, прежде чем он его лишится.
- Ерунда, - раздраженно бросила Дуньязада. - Я всего этого вдосталь насмотрелась.
- Смотреть - совсем не то, что чувствовать. Она уставилась на него:
- Научусь, когда захочу, - и от менее кровавого учителя, которого, пусть и по-глупому, полюблю. - Она отвернулась. - Если мне когда-нибудь встретится подобный мужчина. Чего, надеюсь, не произойдет.
Рассерженная, она скользнула внутрь своего платья и, неумело зажав бритву в левой руке, принялась застегивать крючки.
- Что за счастливчик! Так, значит, женушка, ты меня не любишь?
- Конечно нет! Согласна, ты не такое чудовище, как я воображала, - внешне, я имею в виду. Но ты мне абсолютно чужой, а от одной мысли о том, что ты сделал со всеми этими девушками, у меня к горлу подступает тошнота. Не трать понапрасну последние слова на глупые заигрывания: ты меня не переубедишь. Приготовься лучше умереть.
- Я давно готов, Дуньязада, - спокойно ответил Шахземан. - С самого начала. Иначе почему, по-твоему, я не позвал стражу, чтобы убить тебя? Уверен, что братец уже давно покончил с Шахразадой, если она и в самом деле попыталась совершить то, на что подбила тебя. Мы с Шахрияром были бы круглыми дураками, если бы не предвидели подобный поворот событий с самой первой ночи, шесть лет тому назад.
- Я тебе не верю.
Царь повел бровями и сквозь зубы свистнул; тут же из-за ковра с изображением семиколечного кубка Джамшида шагнули двое дюжих мамелюков, они схватили Дуньязаду за руки, заткнули ей рот, отобрали бритву.
- Честно это или нет, - как ни в чем не бывало продолжал беседовать с ней Шахземан, пока она билась в руках мамелюков, - сейчас властью тебя могу наделить только я. И, честно это или нет, я собираюсь тебе ее дать. - Он улыбнулся: - Верните ей бритву, друзья, и будьте на остаток ночи свободны. Если ты не веришь, что я с самого начала сознательно отдался в твои руки, Дуньязада, ты не можешь отрицать, что теперь я так и поступаю. Все, о чем я прошу, - чтобы и мне было дозволено рассказать тебе историю в обмен на ту, что рассказала мне ты; когда я ее окончу, ты сможешь поступить как пожелаешь.
Мамелюки с неохотой отпустили ее, но покинули комнату только после того, как Шахземан, по-прежнему раздетый и связанный, повторил свой приказ. Дуньязада в изнеможении опустилась на подушку, потирая запястья, подобрала рассыпавшиеся волосы, потеснее запахнула платье.
- Ты меня не убедил, - сказала она. - Стоит мне занести бритву, они пронзят меня стрелой.
- Это не приходило мне в голову, - признался Шахземан. - Значит, тебе придется немного мне довериться, как доверяюсь тебе я. Подними ее вверх, я требую!
- Ты требуешь! - горько промолвила Дуньязада. Она подняла руку с бритвой, но тут же, безвольно уронив ее рядом с подушкой, начала всхлипывать.
- Ну давай подумаем, - задумчиво проговорил царь. - Как бы нам наделить тебя всеми преимуществами? Они, эти стражи, очень быстры и преданны; если они и в самом деле не ушли, боюсь, они могут неверно истолковать какой-нибудь твой невинный жест и выстрелить.
- Какая разница? - жалобно пробормотала Дуньязада. - Бедная Шерри!
- А, придумал! Сядь-ка рядом со мной. Прошу, делай что я говорю! Теперь приложи лезвие бритвы туда, куда и собиралась ее приложить; тогда ты сможешь сделать задуманное раньше, чем любой снайпер успеет натянуть и спустить тетиву. Только поддержи меня другой рукой: от всех этих треволнений я совсем обмяк.
Дуньязада всхлипнула.
- Давай же, - настаивал царь, - иначе ты не поверишь в мою серьезность. Нет, нет, приложи бритву прямо к нему, тогда ты справишься в мгновение ока. Вот так так, самая настоящая гусиная кожа! Ну и положеньице! Но давай рассудим: даже это твое превосходство тебя, по-моему, угнетает, ведь оно дано, а не взято: мужчина все равно верховодит женщиной и т. д. В данный момент тут ничем делу не поможешь. Да и вообще между любыми двумя людьми, знаешь ли… я имею в виду, что, например, вас с твоей сестрой заставляет играть пассивную роль отнюдь не патриархат. Ладно, не бери в голову. Смотри, как я взмок! Ну ладно, я согласен с этим вашим джинном в вопросе первоочередности и умоляю тебя не только дозволить мне рассказать тебе свою историю, но и сначала заняться со мной любовью.
Дуньязада зажмурилась и затрясла головой.
- Как хочешь, - сказал царь. - Я бы никогда тебя и не понудил, как ты поймешь, выслушав мою историю. Рассказать?
Дуньязада безразлично повела головой.
- Осторожнее с бритвой, держи ее крепче!
- Ты не мог бы его опустить, - невнятно выдавила из себя девушка. - Это непристойно. И отвлекает. Меня, кажется, уже просто тошнит.
- Отвлекает ничуть не больше, чем твои крохотные грудки или точеные пальчики… Нет уж, изволь, я настаиваю, чтобы ты держалась за свое превосходство. Моя история, обещаю,
