Белоснежка

прежде. Полицейский тоже оглянулся через эти несколько дюймов.

– Я понимаю, что там было лучше, – сказал полицейский. – Но закон есть закон. Вот в том-то с ним и беда, что он закон. Вы не возражаете, если я попробую ваше пятно?

Полицейский выкрутил нашу скатерть и отшвырнул ее под туш духового оркестра.

– Прекрасное пятно. А теперь, если не возражаете, я интуитивно прозреваю уголовное преступление на Плиссирной улице.

Полицейский упорхнул разбираться со своими преступлениями, хозяин вернулся с добавкой пятна.

– Кто переморщил мою скатерть? – Мы посмотрели на скатерть – зона бедствия, ничего не скажешь. – Кто-то заплатит мне за глажку.

Тогда мы встали и переморщили все это придорожное кафе, собственными голыми руками. А когда закончили, было уже невозможно разобрать, кто был не прав.

Джейн дала Белоснежке «водки-гибсон» со льдом.

– Выпей, – сказала она. – Сразу почувствуешь себя лучше.

– А я и так чувствую себя хорошо, – сказала Белоснежка. – Физически. Эмоционально – это совсем другая песня.

– Давай, – сказала Джейн. – Пей, не тяни.

– Нет, я не буду этого сейчас пить, – сказала Белоснежка. – Может, попозже. Хотя что-то мне подсказывает, чтобы я совсем не пила. Что-то мне подсказывает, что он – гадость, этот коктейль, предлагаемый тобою. Что-то мне нашептывает, что что-то с ним не так.

– Ну что ж, – ответила Джейн, – может, оно и так. Не я же делала эту водку. Не я растила зерно, не я его убирала, не я ставила сусло. Я не работаю в компании «Чинзано Вермут». Они мне всего не рассказывают. Не я ращу и собираю луковицы. Не я очищаю воду, из которой состоит лед. Я же не могу за все отвечать. Могу лишь сказать, что, насколько мне известно, это самая обычная «водка-гибсон» со льдом. Не хуже и не лучше любой другой. В дальнейшее вдаваться я не стану.

– Ну и прекрасно, – сказала Белоснежка. – В таком случае все должно быть в порядке. Все должно быть в порядке, если она самая обычная. Если она такая обычная, как ты говоришь. Тогда я ее выпью.

– Этот напиток как-то смутно возбуждает, подобно фильму Леопольдо Торре-Нильссона, – сказал Пол. – Очень удачно, что я его у тебя отнял, Белоснежка. Он для тебя слишком возбуждающ. Если бы ты его выпила, с твоим желудком могло бы случиться что-нибудь нехорошее. Но поскольку я мужчина, и поскольку у мужчин крепкие желудки, способные переносить как тяготы, так и радости жизни, со мной ничего не случится. Какая удача: я ощутил, что ты намерена его выпить, и ощутил, что он слишком для тебя возбуждающ, ощутил это на своей ощутительной машине в моем подземном сооружении и сумел прибыть сюда как раз вовремя, чтобы вырвать его из твоих пальцев за какое-то мгновение до того, как он должен был коснуться твоих губ. Этих губ, которыми я безмерно восхищался сперва через окно, а затем из моего подземного сооружения. Этих губ, которые…

– Слушай, Джейн, а чего это он вдруг брякнулся? – заметила Белоснежка. – И ты посмотри на зеленую пену, струящуюся по его лицу! И ты посмотри, как он корчится в судорогах! Почему же вся эта сцена так смахивает на предсмертную агонию? Я начинаю думать, может с этим напитком и вправду что-то было не так? Джейн? Джейн?

– О нем одно можно сказать, – сказал Фред. – Пол был прямой. Прямой, как стрела. И просто взглянув на него, в тех случаях, когда наши пути пересекались, на автобусной остановке или там в магазине уцененных товаров, я мог сразу сказать, что у него есть искорка. Ведь какую искорку нужно было иметь, чтобы выкопать возле дома эту здоровую яму, напичкать ее всеми этими проводами, присоединить ко всем этим проводам всех этих собак и так далее. Тут нужна уйма технической изобретательности, как я понимаю, и уйма технических познаний, и это не должно остаться преуменьшенным при нашей итоговой оценке Пола. Я также должен упомянуть высокое доверие, с каким относился к нему Хого, о чем свидетельствует крупная сумма денег, завернутая в банковский баланс Хого, найденная при Поле, когда его переодевали в морге. Найдутся, конечно же, и те, кто скажет, что Хого откупился этими деньгами от Пола, но я не склонен этому верить. Я предпочитаю верить, что Хого относился к Полу с величайшим доверием, я бы сказал, с доверием, далеко выходящим за пределы разумного, говоря строго. Но я заговорил, как банкир, настырно и благоразумно, а мне совсем бы не хотелось говорить подобным образом. Посмотрите на Амалию, которая сидит здесь, в первом ряду, с черной тряпицей на лице, в ожидании того момента, когда ее усопшего любовника запрячут под землю в приготовленном для него ящике. Представьте, что она сейчас переживает. Нет, это невозможно себе представить. Я не стану просить вас об этом. Я лишь прошу вас о сочувствии к несчастной женщине, мгновенно, по одному росчерку Господнего пера, лишившейся источника дохода, душевного тепла и человеческого сношения, кое все мы ценим столь высоко и в коем нуждаемся столь сильно. Я хочу, чтобы эта мысль вошла в ваши головы и никуда оттуда не выходила. Что касается меня, я всего лишь Фред, бывший руководитель оркестра, насквозь пронзенный страстью к Белоснежке, этой девушке из третьего ряда, сидящей рядом с Джейн. Она и говорить со мной не хочет, хоть я весь в ее власти. Судя по всему, нахождение в чьей-либо власти не накладывает никаких обязательств на того, в чьей власти находишься, – даже обязательства уделить иногда слово-другое или тусклую полуулыбку. Но это – мое дело, a не то, во исполнение которого мы собрались здесь, в виду Господа, и которое состоит в том, чтобы сжечь Пола, положить его в урну, а затем погрузить эту урну в землю в приготовленном для того ящике. Некоторые любят, чтобы их рассеивали поверху, но Пол хотел быть помещенным под землю. Что вполне согласуется со всем остальным, что мы о нем знаем.

ПРЕДАНИЕ МИРА АНАФЕМЕ НЕ ЕСТЬ АДЕКВАТНЫЙ ОТВЕТ МИРУ

Старания выбраться из жопы, в которой мы находимся. А кто, собственно, сказал нам, что есть нечто лучшее? Откуда взялось самое это понятие, «нечто лучшее»? Как оно выглядит, это нечто лучшее! Только не говорите мне, что это детская идея, я все равно не поверю. Я знаю нескольких разумных детей, но и они не настолько разумны. А кроме того, имеется целая орда явных недоумков, которые при всем своем недоумстве способны представить себе нечто лучшее. Я мечтаю о счастливом острове. Безвременно почившего Билла не ждет награда. Мы вознесли его до неба. Билл, несомненно, присоединится к сонму этих небесных героев вроде Теодицея и Катахреза, которые правят стройным стремленьем по миру девственниц и вдовиц. Мы подняли его к небу. Билл, несомненно, присоединится к сонму этих малых божеств, что правят плавным полетом кладбищ по небу. Если на полпути могилы разверзнутся и из них посыплются туго спеленатые тела, это будет его промашка, наверное.

Билл кончил свою жизнь на виселице. Мы об этом сожалеем. За все это время он был первым из нас, кто кончил свою жизнь на виселице. Мы об этом сожалеем. Но таков был вердикт. Мы изрядно намучались, пока его вешали. Прежде мы никогда никого не вешали. По счастью, с нами был Хого, он очень нам помог. Билла повесили потому, что он был виновен, а если ты виновен, тебя должно повесить. Он был виновен в чаноубийстве и в несостоятельности. Он долго прыгал по помосту. Было заметно, что он не хочет быть повешенным. Все это – очень хлопотная история. По счастью, у Хого был при себе арапник. Это сильно ускорило дело. Теперь вернулась некоторая невозмутимость. Мы ценим невозмутимость. Это значит, что все путем. Новым вожаком стал Биллов друг Дэн. Мы решили позволить Хого жить в нашем доме. Он, вообще-то, скотина, но скотина расторопная. Хорошо присматривает за чанами. Дэн приступил к водительству с хорошей агрессивностью. К ассортименту добавил три новые разновидности: «Детский Водяной Каштан», «Детский