полуподвальном помещении. И очень много там было книг… Наверно, это был склад школьных принадлежностей.
А. В. Потапов»
«У нас над кроватью висел большой ковер, на котором были вытканы страшные рожи, и я их очень боялся.
С.И. Воропаев»
«Однажды я воткнул иголку в матрац. Мы с сестрой распороли весь матрац, высыпали солому и стали искать иголку.
Колесникова»
«Была очень непослушная. Один раз падала в колодец. Между бровями у меня шрам — клюнул петух. Очень любила спать с кошкой.
В. Смирнова»
«Отец работал каменщиком. Когда он меня целовал, то колол усами. У нас в доме жила морская свинка. Однажды ночью отец ловил ее сачком.
В. С. 3агайдачный»
«Помню бабушку в очках. Часто припоминаю высокое крыльцо, с которого падала, козу, которая меня бодала.
Т. В. Шлыкова»
«Сестра Шура носила меня на плечах к тете Груше. С ней мы ходили купаться. Она хорошо плавала, а меня посадит на камни и просит, чтобы я руками ловил рыбу.
С. С. Климов»
«Мы пошли с мамой в лес по малину и встретили медведя, а когда я убегала, то потеряла новую туфлю.
Л. А. Амстиславская»
«В нашем дворе лежали большие бобины ниток. Дом был каменный, одноэтажный. Жило в нем много семей. Помню фруктовый сад. После уборки урожая яблоки, вишни, абрикосы поровну делили между всеми жителями дома.
Берзин И. И.»
Многие дети навсегда запомнили и то страшное, что потрясло их воображение, ворвалось в их жизнь и навсегда осталось для них символом фашизма и войны. Думаю, что по воспоминаниям, иногда трагическим, иногда забавным, близкие люди должны узнать друг друга. Надо обязательно проверить.
ВТОРАЯ ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ
«… Остался я один очень рано. Вот что я помню из своей жизни: деревня, в которой мы жили, называлась, кажется, Ивановкой. Она стояла на берегу широкой реки. Примерно в двухстах метрах находился наш дом.
За деревней, на возвышенности, стоял ветряк, даже помню к нему дорогу. Помню старую, высокую, пышную шелковицу и колючий кустарник, на котором росли фрукты как груши.
Имена, которые помню: Варя, Петр, Вера, Галя. Варей, кажется, звали маму. Вера, по-видимому, моя сестра. Жила она с нами. Галя вместе с нами не жила. Я часто ходил к ним домой, шелковица у них была, а не у нас. Спал я на лежанке… Однажды я очутился на станции, до станции шел целый день. Пришел, уже было темно. Я вошел в огромный зал, там стояли столики. Было холодно, у меня мерзли ноги, так как я был босой. Сел на поезд и куда-то поехал.
Вскоре оказался в детском доме, кажется в Киеве. Там заболел и долго лежал в больнице, потом меня отправили в другой детский дом. Потом еще один детский дом… Закончил семь классов, вступил в комсомол… Потом работа — кузнецом. Сейчас мне уже двадцать пять лет. Я учусь в Сельхозинституте в городе Новая Каховка. Служил в рядах Советской Армии, до этого закончил специальное ремесленное училище в г. Керчь.
… Почему-то верится, что где-то есть мама, сестры, которые так же, как и я, ждут и, наверное, верят, что дождутся…»
Своего имени Колесник не назвал, поставил только инициалы на конверте — Е. П.
«.. В конце апреля я слушала ваше выступление по «Маяку». Записать успела несколько фамилий, но в связи с уборкой в квартире запись сунула куда-то и никак не могла вспомнить, только сейчас случайно нашла и, несмотря на позднее время, спешу написать вам.
К вам обращался Колесник… помнит, что село называлось Ивановка на берегу большой реки, — я знаю и была в Ивановке во время войны, это очень красивое село на берегу Днепра, недалеко от г. Запорожье. Там очень много росло диких груш, яблок, а шелковица не считалась садовой ягодой, ее мог каждый рвать, так как она росла по улицам. Есть еще одна Ивановка, Харьковской области… От души желаю всем встретиться со своими родными…»
Короткое, в полторы страницы, письмо Лидии Кулик мне очень понравилось. В нем виден характер славной женщины. Она старательно записала фамилии, явно желая помочь поискам. «Сунула куда-то» запись во время уборки, и, хотя нашла ее только через три недели, ее добрый порыв не угас, она тут же села писать в «Маяк», «несмотря на позднее время».
«.. Вчера вы передали, что Колесник, имя не полностью, ищет родителей. По приметам мы, возможно, и будем его родителями. Он помнит Ивановку, и на горе стояла мельница, и возле была шелковица, ему запомнилось это место. Он был в детском доме в Никополе, и он, наверно, сказал тогда фамилию «Колесник». Это фамилия его матери, она работала в Ивановке на ремонте комбайнов, где стояла мельница, и была шелковица, и они с сестрой приходили к матери и кушали шелковицу. Я разыскивал сына по всем детским домам, но по фамилии Стоматьев Виктор Николаевич, рождения 1940 года, и нигде его не оказалось. Мы уже перестали искать и вдруг слышим по радио..»
Все кончилось прекрасно. Е. П. Колесник на самом деле оказался Виктором Николаевичем Стоматьевым. Может быть, он запомнил фамилию матери потому, что часто приходил к ней на работу, где ее могли называть по фамилии. Но не меньшую роль сыграла запомнившаяся ему Ивановка, ветряк на горе, пышная шелковица. Так четко сохранила память ребенка впечатления раннего детства, что родители узнали его…
Беспризорных во время войны не было. А они могли бы быть… Но детские дома будто раздвинули свои стены. И сотни тысяч детей, оставшихся без семьи, выжили, выросли, выучились. Великое дело!..
Но важно и другое — какими стали дети, выросшие без отцов? Ведь мало иметь знания, профессию, — надо еще иметь душу.
