собрались возле моего трейлера, но было нас намного больше, чем обычно. Хотелось этим сказать себе и другим, что несчастья не длятся вечно и что все хорошо, что хорошо кончается.
Стол был побольше, чем у нас в Филадельфии, а в центре на почетном месте тоже возвышалась бутыль кьянти. Почти все захотели что-то приготовить сами или на худой конец принести. Даже Фрэнсис вознамерился воссоздать знаменитые фрикадельки нашей ма, но они у него позорно развалились во время приготовления. Зато Пат принесла семислойный салат и рыбу, жаренную на рашпере, а Рейдин извлекла из холодильника свою прославленную овощную запеканку.
Пришли Марла и Винсент. Она еще прихрамывала, рука была в гипсе, и Винсент — откуда только берутся силы? — почти вынес ее из машины и усадил на мягкий стул, который специально привез с собой. Потом еще раз сходил к машине и притащил целый короб с каким-то особым салатом и пиццей.
Появился — вы не поверите! — Паки Коццоне, который проникся почтением к нам с Фрэнсисом, а вернее, хотел укрепить отношения с кланом Лаватини после своего не слишком дружеского поступка. Впрочем, следует признать, и мы с ним не без помощи Рейдин поступили не лучшим образом. Вместе с Паки были его неразлучные дружки Гвидо и Хэм, славные нью- йоркские ребята, и прибыли они не с пустыми руками, а с огромным пирогом, доставленным прямо из Нью-Йорка, и с несколькими галлонами пива в канистрах. Не знаю, откуда им стало известно, что мы решили собраться. Впрочем, никакой тайны мы из этого не делали.
Эрни Шварц появился после восьми, в гавайской рубашке и с гавайской гитарой под мышкой. И еще с женой, у которой был ужасно недовольный вид, с которым дама и вручила мне огромную коробку шоколадных конфет.
— Так приятно наконец познакомиться с вами, — кисло сказала она.
— Еще бы, — согласилась я и, оставив ее в некотором недоумении, поспешила встретить въехавший на нашу территорию огромный семейный “линкольн” голубого цвета, который выполняет функции такси в нашем городе.
Кто бы это мог быть?
— Фрэнсис! — крикнула я в удивлении, когда брат первым выпрыгнул из машины с бутылкой пива в руке. — Откуда ты и почему на такой грандиозной тачке?
— Все из-за этих чертовых фрикаделек, — сказал он. — Которые у меня не получились. Я же не мог стерпеть, и пришлось съездить вот за ними.
И я увидела, что из машины выходят мои па и ма! У мамули в руках были судки, и я уже знала, что там: она прилетела прямо из Филадельфии и привезла свое коронное блюдо.
— Кьяра! — воскликнула моя ма, бросаясь ко мне. — Как ты исхудала! Тебе нужно лучше питаться. Моя бедная девочка!
Фрэнсис плясал от радости вокруг кастрюлек: бедняга успел соскучиться по пище, приготовленной руками нашей ма.
Что поразило всех и чего никто не ожидал, так это как Паки Коццоне встретил моего па.
Он и его молодцы стремительно кинулись к нему — и мне на секунду стало страшно. Однако по-настоящему испугаться я не успела, — дальше произошло вот что: Паки бухнулся перед па на колени, схватил его руку и поцеловал. Прямо в обручальное кольцо. Оба качка сделали то же самое, прежде чем отец отдернул руку.
— Что за черт… — начал он, но Фрэнсис пришел на помощь.
— Па, — сказал он, — эти ребята из семьи наших нью-йоркских друзей. Они таким образом выражают тебе свое уважение.
Отец с недоверием взирал на них некоторое время, потом ворчливо произнес:
— Рад познакомиться с вами, парни, но обойдемся без поцелуев. Мы не в стране наших отцов и дедов.
Паки смиренно отступил в сторону со словами:
— Всего-навсего знак уважения, мистер Лаватини.
— О, па! — вскричала ма. — Ты напрасно сердишься. Это было так красиво!!! Какие милые молодые люди!..
Мы включили музыку, которую особенно любили мои родители, — у меня была целая кассета, и я увидела, как они обрадовались, стали прислушиваться, а потом ма негромко сказала отцу:
— Помнишь? Она звучала в ту ночь… перед тем, как родилась Кьяра. Я не могла уснуть, ты повел меня на кухню… хотел накормить… Помнишь?
И заплакала. А па, ни слова не говоря, обнял ее и начал с ней танцевать. И напевать что-то. И все притихли…
Как раз в эти минуты сумрак вечера прорезал мощный свет фар, и я уже знала, кто приехал. Водитель сразу выключил свет и некоторое время не выходил из джипа, наблюдая за танцем. Потом тихо вышел, пробрался ко мне и шепотом пригласил тоже потанцевать.
Мы начали медленно двигаться в такт музыке, в такт с танцующими папой и мамой. Сначала я смотрела в лицо моему партнеру, потом закрыла глаза, прислушиваясь, как он еле слышно подпевает.
— Знаешь, Джон, — тихо сказала я, не открывая глаз, — хорошо, если бы так могло продолжаться долго-долго.
— Ты бы этого хотела? — спросил Нейлор. — Я — да.
— Я тоже.
Подражая действиям моего отца, он чуть-чуть отстранился и прокрутил меня вокруг моей собственной оси. Когда наши лица снова сблизились, я проговорила:
— Хорошо-то оно хорошо, но чертовски сложно.
Он засмеялся, эхо подхватило его смех и разнесло по улице.
— Иду на это, — сказал он. — Смелости у меня хватит. Я рисковый парень.
Танец окончился, мы постояли обнявшись еще около минуты. Но мне показалось, это длится несколько часов. Так приятно пахло от него одеколоном, такой защищенной я чувствовала себя в его руках.
Фрэнсис коснулся моего плеча, наклонился, лицо у него было напряженное.
— Фрэнсис, я очень занята, ты разве не видишь? Без улыбки он протягивал трубку мобильника.
— Тебя, — сказал он.
— И тому, кто звонит, ответь то же самое: я очень, очень занята. Надолго… Навсегда.
Я снова опустила голову на плечо Джона.
— Кьяра! Тебе придется ответить!
— Ладно, ладно, Фрэнсис.
Я выхватила трубку из его рук:
— Алло?
— Мисс Лаватини? — Голос был мужской, надтреснутый, несомненно, принадлежавший немолодому человеку. — Говорит твой дядя Лось.
Что за шутки? Но я тут же поняла, что это не розыгрыш, и похолодела.
— Здравствуйте, — сказала я севшим голосом. — Как поживаете?
Большой Лось благодушно хихикнул:
— Надо бы поговорить, племянница, а?
— Конечно, — ответила я уже более спокойно. — Когда?
Нейлор и Фрэнсис не сводили с меня глаз, пока я говорила. У Фрэнсиса был такой вид, словно он готов немедленно вызвать полицию.
