рукам. Нет уж! Хватит! Слово теперь за мной!»
Внизу журчала вода. Речка была неглубокой, с частыми каменными перекатами. Прыгая по камням, то тут, то там выступавшим из пенистой воды, мальчики чувствовали себя привольно, весело. Вскоре обнаружили запруду, и ее зеркальная поверхность отразила их возбужденные лица.
— А ведь нам и в самом деле надо дружить, — с чувством сказал Гриша. — Отцы-то у нас какие! — И пояснил деловито: — Твой — хозяином в цирке, а мой. Ого! Без моего программа не программа!
— Ну конечно, — ответил Владик. — Я не против, чтобы дружить.
Но при этом испытал какую-то неловкость. И вспомнил недавний пионерский лагерь: там все дружили запросто, сами по себе, не ссылаясь на отцов. Никому не приходило в голову хвалиться своими отцами.
Журчала вода. Отражалось небо в запруде. Откуда ни возьмись, выплыла стайка мальков: хвостики прозрачные, стрельчатые, гибкие. Заставив мальков потесниться, мальчики ступили в воду, и она щекотливо подобралась к закатанным выше колен штанам.
— Ты только тихо, — шепотом предупредил Гриша. — Как бы мама не заметила. Она всегда строжится, если я забираюсь в воду.
Нет, материнского окрика на этот раз не раздалось. Слишком прикована была Анна к тому разговору, что наконец-то развязал Казарин.
— Прости, Аня, если причиню тебе неприятное. Расчета или корысти не преследую. Тем более во мне до сих пор живо то чувство, которое когда-то. (Анна резко отстранилась.) Ну-ну, ни слова об этом. Я лишь хотел подчеркнуть, что — независимо ни от чего — я продолжаю питать к тебе преданное чувство. Оно-то и заставляет меня.
Разговор был завязан, но ясным еще не был.
— Продолжай, Леонид, — не вытерпела Анна. — О чем ты?
— Изволь, — со вздохом подчинился он. — Аня, Аня! Неужели ты и в самом деле воображаешь, что Сергей Сергеевич во всем откровенен с тобой?
— Это так! Я это знаю! — ответила Анна. И опять в ее решительном ответе Казарин расслышал предупреждение: «Берегись! К моей жизни с Сагайдачным доступа нет никому!»
— Не подумай, что мне легко начать об этом, — вздохнул Казарин. — Нелегко, но должен.
Она кивнула:
— Говори!
— Видишь ли, иногда бывают такие стечения обстоятельств. Словом, как оказалось, здесь, в Горноуральске, и уже не первый год, живет Надежда Викторовна Зуева. Да, совершенно верно: первая супруга Сергея Сергеевича. А с нею дочь.
— Ну и что же? — спросила Анна (она заставила себя не отвернуться).
— Все. Собственно, все. Такое уж стечение обстоятельств. Я бы, разумеется, мог не сообщать тебе об этом. Но Сергей Сергеевич. В какой-то мере можно его понять. Он вновь заинтересовался первой своей семьей. Встречался с Надей Зуевой. Вполне вероятно, что и теперь встречается. Только об этом и хотел предупредить тебя!
— Ну и что же? — опять спросила Анна, голос ее оставался ровным, но изнутри проглянула напряженность. — Что еще ты хочешь сказать?
— Что еще? По-моему, и так все ясно. Я считал себя обязанным как родственник. Впрочем, сестрица, не принимай близко к сердцу. Правда, Надежда Викторовна еще не стара, и встреча с Сергеем Сергеевичем несомненно пошла ей на пользу: посвежела, приободрилась. Но все равно с тобой никакого сравнения. Да и вообще не думаю, чтобы имелась реальная опасность. Скорее всего, обойдется. Тем более недалек уже день, когда покинете Горноуральск. Ну, а если хочешь быть вполне уверена. Береженого бог бережет. Почему бы тебе не остановить мужа, не наложить запрет на эти встречи?
— Запрет? Ошибаешься, Леонид, — сказала Анна, и брови ее сошлись в одну неприступную черту. — Не такой у меня муж, чтобы ему разрешать или запрещать. И напрасно думаешь, что я не знаю об этих встречах. Знаю. Дурного ничего не вижу. Так что напрасно ты.
В первый момент Казарин оторопел: «Неужели и в самом деле Сагайдачный с ней делился? Быть не может. Ишь как вся напряглась: брови сдвинула, боится, чтобы не дрогнули!»
И все же понял, что дальнейший разговор небезопасен:
— Если так, сестрица. Тогда и говорить больше не о чем. Лишний раз могу поздравить тебя с полным семейным счастьем! Уф, прямо камень с плеч!
И, рассмеявшись, зажмурившись от яркого солнца, первый крикнул плескавшимся внизу мальчикам:
— Наверх, ребятки! Наверх! Истекло ваше время!
На обратном пути Анна с неизменной ровностью вела машину, но, продолжая приглядываться исподтишка, Казарин видел, что это стоит ей немалых усилий.
«Что поделаешь! Такова уж жизнь. Всем поровну неприятного. Не мне одному!»
Въехали в город, и здесь, задолго до цирка, Казарин попросил остановиться:
— Хочу совместить приятное с полезным, наведаться на завод. Он тут, неподалеку. Как-то поживает новая моя аппаратура? Спасибо, Аня, за прогулку. Ты и в самом деле чудесно ведешь машину. Спасибо и вам за компанию, мальчики.
А в цирке, только успела Анна въехать во двор, навстречу поспешил Сагайдачный:
— Наконец-то! Нашла время кататься. Антрепренер иностранный приехал. Помнишь, о нем еще Морев в своем письме предупреждал. А с ним, с антрепренером, Порцероб. Собираются сегодня же смотреть программу. Я думаю, будет лучше, если мы выступим в новых костюмах. Не откладывай, сейчас же примерь свой костюм.
Позади недолгая прогулка. И не легче стало — еще тяжелее. И Анна стоит перед зеркалом в гардеробной. Примеряет костюм, всего несколько дней назад полученный из пошивочной мастерской главка.
Красивый костюм — отделанный атласом, по канту крупная переливчатая блестка. Сам по себе костюм отличался строгостью, но кант, повторяя изгибы стройного тела, вызывал ощущение скрытой и оттого волнующей обнаженности.
Неторопливо, придирчиво оглядела себя Анна в зеркале. Точно целью задалась — во что бы то ни стало найти, обнаружить хоть какой-нибудь изъян. Найти не смогла. Тело сохраняло и гибкость и упругость. Все так же молодо сверкали глаза.
Вошел Сагайдачный.
— Погляди, Сережа, — обратилась к нему Анна. — Как находишь? Как будто все нормально?
Он посмотрел и кивнул:
— Вполне. Удачный костюм. И, главное, для работы удобный.
Только это и увидел.
Встретив Дезерта и Порцероба, Костюченко повез их в гостиницу.
Дезерта препроводили в приготовленный ему номер, и он пожелал отдохнуть до
