все, что я видел во время дежурства — и эти зажигалки, которые шипели и искрились на нашей крыше, — это и был массированный налет немецкой авиации! И то, что налет провалился…

Может быть, впервые именно тут, в нашем ротационном цехе, я почувствовал, что действительно стал участником чего-то важного и значительного, имя которому — война…

Но зажигалки? Налет и зажигалки! Двести пятьдесят немецких бомбардировщиков! Разве они сбрасывали на Москву только зажигалки? А если и бомбы? Ведь я слышал грохот взрывов. Мне казалось, что это грохот наших зениток, а что, если…

В обеденный перерыв, вместо того чтобы направиться в столовку, я побежал в конторку начальника цеха:

— Можно позвонить?

— Ее нет, — сказали мне, когда я попросил позвать к телефону Наташу.

В двенадцать часов, по окончании смены, я забежал домой, переоделся и помчался на Пятницкую.

Мне повезло. Дверь открыла Наташина мать, которая, к счастью, оказалась дома.

— А Наташа на работе, — сообщила она спокойно.

— Но я звонил… И мне сказали…

— Значит, уехала куда. Говорила, в райком ей сегодня нужно…

Ксения Павловна, как мне казалось, подозрительно относилась ко мне. И вот сейчас…

— А вообще-то скажу тебе… — Она посмотрела на меня внимательно, словно примеривая, как со мной лучше говорить. — Скажу тебе, молодой человек, что зря ты голову ей морочишь. Не маленькая она, хоть и стеснительная… Ежели сказать тебе не может… А есть у нее. Не один человек есть, кто бы в мужья годился… Так что уж лучше…

На этом день не кончился. Вечером мы были все в сборе, когда мать сообщила новость:

— Все равно придется тебе бросать работу.

— Как — бросать? Почему?

— Мы через два дня уезжаем в эвакуацию. Мой наркомат эвакуируется в Куйбышев, папин — в Горький… Так что поедем… Выбирай! Но я думаю, что тебе лучше со мной…

Не хватало еще этого!

— Я никуда не поеду! И с работы не уйду.

— Как это — не уйдешь? — возмутилась мать.

— Нужно будет, уйдешь, — добавил отец, но тут же сказал: — Насчет меня, Лена, ты зря. Зачем его обманывать! Я же говорил тебе… Он может остаться со мной…

— Один?

— Я не уйду с работы! Не могу и не хочу! — сказал я еще более упрямо. — В конце концов, мне пятнадцать лет, и я…

Я пообещал Николаю Степановичу продать книги. Весь вечер мы рылись в его библиотеке, отбирая то, с чем не очень жалко расставаться и за что должны дать больше денег.

Отобрали много, целый мешок. Эсхил, Сумароков, Гомер, Бальмонт, Сафо, Тредиаковский, Лафарг, Апулей, Тагор, Саша Черный, Дидро, Гумилев…

В Москве было худо с едой, на рынках цены росли с каждым часом. Продуктов, получаемых по карточкам, не хватало. А на рынке было все — и за деньги, правда немалые, и в обмен на вещи, и в обмен на карточные талоны, в основном водочные, мыльные и хлебные.

— Вот продадим книги, устроим пир, — сказал мне Николай Степанович, ежась в своем пледе. — А сейчас я тебе прочту новое. Ладно?

Он достал из шкафа потрепанную тетрадку и начал читать:

И люблю и вам приятен Потому, Что пою на жизнескате Гимн всему: Ночи, звездам запрестольным, Тучам грозным, игровольным, Зовам дальним В свет и тьму. Где есть скалы, я — орленок, Где дупло — презлой спросонок Леший, сыч иль дьяволенок… Все постичь! К бою клич! Уж вот забрало! В лет — крыло! Весло — в гром вала! За пером я — слова страж, За костром — огонь и блажь. Всяк, но ваш! Не тоской прогоркла старость, Вам исторгнет многочарость Чистоту, восторг и ярость!

У нас в квартире не топили. После первых морозов трубы лопнули. На улице было холодно. Середина октября, погода стоит мозглая.

Вы читаете Роман и повести
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×