светом, лившимся с потолка, Дорн увидал стройную фигурку Джеммы в тёмном, европейского покроя, гладком платье с небольшим вырезом на груди.
Было ли то от контраста с тёмной материей, или голубоватый свет придавал всему особый колорит, но Дорну показалось, что лицо Джеммы, обычно золотисто-бронзового оттенка, носит теперь странную тускло-серую окраску, которой у тёмнокожих обыкновенно выражается бледность.
Джемма отступила с порога комнаты, и Дорн увидал у неё на левой руке грязную живую ленту Нанни, спрятавшую голову к девушке под мышку.
— Джемма!.. Что с вами? Вы испугались чего-то? — взволнованно двинулся к ней Дорн.
Нанни, услыхав посторонний голос, высунула голову из своего убежища, обиженно откинула шею и, раздув капюшон, приготовилась вцепиться в руку чужого.
— Господи, когда вам надоест возиться с этой гадостью!
Дорн, с трудом, по-видимому, преодолев инстинктивное отвращение, дал пресмыкающемуся понюхать свою ладонь, что сразу его успокоило, и поздоровался с Джеммой.
— Джемма! Ради Бога… что с вами? — спросил он, заметив, что рука девушки холодна и нервно дрожит.
— В самом деле, Джи… что случилось? Ты нас пугаешь! — обернулся доктор, вешавший у дверей свою запылённую автомобильную накидку.
— Я сама не знаю… — смущённо отозвалась девушка. — Я последнее время страшно изнервничалась… не знаю отчего… А сегодня… да нет, мне и признаться стыдно.
— Да в чём дело?
— Ну… я вышла на веранду проведать свои лотосы. А мимо ограды в это время шёл какой-то старый индус с мальчиком. Они остановились возле нашей калитки, долго стояли, смотрели на дорогу… Они собирались уже уходить… В это время мальчишка заметил меня и показал старику. А тот… — девушка внезапно вздрогнула плечами, будто её охватил резкий холод. — Тот… поглядел на меня.
— Только-то и всего?
— Да… больше ничего. Но… если бы вы видели его взгляд?.. Dieu! Это такой ужас. У Нанни не бывает таких глаз, когда она сердитая. Я не знаю, какого они у него цвета, но я их словно сейчас вижу перед собой… Тяжёлые, холодные… словно мертвец с открытыми глазами… Ужаснее всего то, что я этот взгляд уже видела где-то… Да! Видела… я убеждена. Не знаю где, но видела… Знаете, как сон иногда вспоминается на минуту, на миг… Блеснёт, и забудешь.
— Быть может, это был слепой с поводырём? — сказал Дорн.
— О, нет, нет! — горячо возразила Джемма. — Если бы вы видели, как он смотрел! И чего я не могу понять… ведь он был за оградой, возле калитки, на таком расстоянии даже лицо плохо различишь. А я видела его глаза словно перед собой.
— Он сказал тебе что-нибудь? Подошёл? — задумчиво и серьёзно спросил доктор.
— Нет, он не подходил… А сказал ли — не знаю. Я стояла всё время как очарованная, пока он смотрел… И долго ли он смотрел, тоже не знаю. Должно быть, долго… Я опустила руку машинально, и у меня вся вода из лейки на пол успела уйти.
— Странно… Ты не заметила, куда он ушёл?
— Нет… Лишь только он отвернулся, я бросилась сломя голову в комнаты и заперлась… Я вся дрожала, вся с головы до ног, и по спине мурашки бегали. Я позвала Нанни, заперлась в библиотеке… Свой «Веблей» я забыла в столовой, на столе, но долго не решалась выйти туда… Когда вы звонили, я уже почти успокоилась. Кроме того, я слышала автомобиль.
— Н-да! — задумчиво повторил доктор. — Странно… Хотя, я думаю, ты просто нервничаешь в обстановке, от которой отвыкла за десять лет и с которой у тебя связаны тяжёлые воспоминания… Вероятно, это был просто бродячий факир, быть может хатха-йоги или просто фокусник-гипнотизёр… Тебе необходимо познакомиться здесь с молодёжью, детка… Со мной да с этим древним аскетом, — доктор шутливо кивнул на Дорна, — ты положительно рискуешь сделаться старухой и искалечить окончательно нервы. Подожди до завтра. Мы с Дорном встретили нынче вечером здесь совершенно неожиданно петербургскую знакомую, очень милую девушку. До некоторой степени твоя коллега… Она студентка. Завтра повезу тебя знакомиться. Мы с Дорном, кстати, должны ехать с визитом… А теперь, Джи, давай нам бананов и сливок. Мы умираем с голоду… Да не бойся, Джи! Ведь ты знаешь, что при мне тебе ничего не грозит!
— При вас я ничего не боюсь, папа! — разом повеселевшим голосом ответила Джемма и, нагнувшись, спустила к полу руку со своим живым браслетом.
— Ну, Нанни… марш! Ты больше не нужна… Сейчас получишь сливок за службу.
— Едва ли она в состоянии служить здесь защитой, — заметил Дорн, глядя на пресмыкающееся. — Здесь на каждом шагу их в корзинах десятками таскают… Здесь не чухонцы, на «Марьяла».
— Пугайте меня, пугайте!.. — обернулась на ходу Джемма. — Слава Богу, мне без вас это в голову не пришло… Я бы ещё больше намучилась… Будете пугать, оставлю без ужина!
V
— Да, эти бананы не похожи на те, которыми потчевали нас европейские лавочники, — заметил доктор, сдирая легко отстёгивающуюся суховатую кожицу плода и обнажая золотисто-розовую душистую мякоть.
— Это лесные плоды? — спросил Дорн.
— Ну нет, голубчик! Дикие бананы — порядочная дрянь, как и все дикие фрукты и здесь, и у нас на севере. Чтобы вывести хорошую породу, вроде вот этих, приходится немало повозиться. Прививки привозят нередко за тысячи вёрст. Например, с Зондского архипелага… Это, наверное, Желюг Ши… — перебил сам себя доктор: в передней со стороны веранды задребезжал звонок.
Дорн вышел из столовой и через минуту вернулся в сопровождении маленького скуластого шофёра, сменившего свою форму на мягкий просторный костюм из китайской материи.
Головастый механик, прежде чем занять своё место за столом, подошёл к хозяину и сказал вполголоса несколько фраз на незнакомом Дорну языке.
Доктор встрепенулся и удивлённо поглядел на окно.
— Вот, Джи, сейчас выяснится, кто твой таинственный посетитель. Судя по описанию Желюг Ши, именно он хочет меня сейчас видеть.
Джемма испуганно вздрогнула.
— Ради Бога, отец, принимай его, где хочешь, только не здесь, не при мне. Я с ума сойду от страха, если ещё раз увижу его глаза.
— Ну, перестань нервничать, мышка! — ласково перебил доктор. — Если человек сам приходит ко мне на дом, притом совершенно открыто, чего нам бояться?.. Наконец, ты можешь пройти в лабораторию… Возьми с собой нашего шофёра или Дорна. Или, быть может, вы хотите остаться со мной, Дорн?
Дорн ответил не сразу. Видно было, как на его высоком выпуклом лбу бегали морщины
