своего клиента. Рассказывая сейчас всю историю Лене, он понял, как трудно будет объяснить в суде его поступки. При этом Вадим ни секунды не сомневался, что Смирнова научит свою клиентку представиться бедной обиженной овечкой, а сама будет перебивать и хамить Николаю Петровичу постоянно, желая его смутить и сбить с толку. А он и без того особо толковым не выглядел.
— Так на что ты тогда рассчитываешь? По глазам вижу, что-то у тебя на уме есть!
— Ну есть. — Вадим хитро улыбнулся. — Дело в том, что Николай Петрович знал от Гиви, что Манана подавала иск в суд об установлении отцовства к какому-то мужику, настоящему отцу. Но потом почему-то иск забрала. Больше ему ничего не известно.
— А как бы это выяснить? — заинтересованно спросила Лена.
— В том-то и беда, что Ирина Львовна сделала запросы в несколько судов, но все ответы — отрицательные. Хотя это ничего не значит — канцелярии могли просто формально отписаться, даже не проверяя архивы. Оно им надо? Кроме того, во все суды запросы не напишешь. Я попросил Пашу Острового, помнишь моего однокурсника, по своим каналам разузнать. Он же в КГБ московском работает. Обещал неофициально помочь.
— А что это даст? — удивилась Лена. — Все равно твой заявление писал, фотография из роддома есть.
— А вот приходи в суд, коли твои студенты еще на картошке, и послушай мужа. Хоть там меня перебивать не сможешь!
И оба рассмеялись, ласково глядя то друг на друга, то на продолжавшую безудержно кокетничать теперь уже с тремя мальчиками дочь.
В среду вечером, как всегда накануне процесса, Вадим ушел к себе в кабинет и плотно закрыл дверь. Для Лены и Машки плотно закрытая дверь была более труднопреодолимым препятствием, чем повернутый в замке ключ. Если кто-то из девочек случайно, по забывчивости входил к Вадиму, он смотрел на вошедшую таким взглядом, что та сразу начисто забывала, зачем зашла. Однако на сей раз Лена, приглашенная Вадимом завтра на процесс и чувствовавшая себя его младшим партнером, рискнула побеспокоить мужа. Вошла и с порога, еще не до конца открыв дверь, спросила:
— Ты Автандилу звонил?
— Зачем? — вскинулся недовольный Вадим.
— Узнать название этой негритянской болезни, — попыталась пошутить Лена.
— Какой негритянской болезни? — раздраженно, не поняв шутки, спросил Вадим.
— Той, где в названии негр и сперма, — продолжала улыбаться Лена, осторожно проскальзывая в кабинет.
— А-а! — Вадим наконец ответил на улыбку. — Да, звонил. И слава богу! Мог попасть впросак Смирнова бы поиздевалась надо мной всласть! Правильное название «некроозоспермия».
— Как?!
— Некро-озо-спермия, — разбивая слово на части, повторил Вадим. — Не от «нефа», а от «некро» — мертвый.
— А что с иском Мананы? — попыталась продолжить разговор Лена.
— Так! Девушка, сделайте, чтобы я искал вас по всей квартире и не мог найти! — Вадим давал понять, что на разговор вовсе не настроен.
— Для этого мне придется залезть в постель и ждать тебя там, — кокетливо улыбнулась Лена.
— Ты считаешь, что подготовка к данному процессу включает в себя практические занятия по изготовлению детей? — Вадим, казалось, подхватил шутливый тон жены, но, вдруг став серьезным, жестко сказал: — Ленк! Понимаю, что ты хочешь мне помочь, отвлечь, чтобы я не грузился, но ты же знаешь, мне надо побыть одному. Не обижайся, котенок, дай мне еще часок.
Лена не обиделась, но в очередной раз расстроилась. Так бывало всегда, когда работа Вадима откровенно заслоняла ее от мужа. «Ладно, зайдем с другого боку!» — решила она.
— Хорошо, хорошо! Я просто подумала, что ты захочешь еще раз прокрутить со мной все дело, с учетом новой информации, — крайне серьезно и торопливо объяснила Лена.
— Нет, теперь уж до завтра потерпи, все сама увидишь и услышишь. — Вадим говорил почти сурово и вдруг, улыбнувшись, добавил: — Хитрюшка-хрюшка любимая!
Лена поняла, что дальше — стена, Вадим не станет ей ничего рассказывать. Чмокнула мужа в щеку и вышла из кабинета. Машка смотрела на нее с восторгом и ужасом — зашла к папе в кабинет за плотно закрытую дверь и вышла живая и невредимая! Фантастика!!
Вадим занял место за адвокатским столиком. Николай Петрович сидел в первом ряду рядом с Вадимом. Рядом получалось потому, что стол Вадима был повернут боком к судейскому столу и рядам для посетителей. Вот и получалось, что хотя клиент и адвокат сидели под углом друг к другу, расстояние между ними не превышало полутора метров.
Смирнова с Мананой пришли чуть позже. Вадим, посмотрев на молодую грузинку, одетую нарочито бедно, с головой, обмотанной какой-то невыразительной то ли косынкой, то ли платком, понял, что был прав — Смирнова отвела ей роль обиженной и оскорбленной несчастной женщины. Жертвы мужика-вурдалака. Вадим засомневался, правильно ли он сделал, велев Николаю Петровичу прийти в его полковничьей форме, со всеми орденами и медалями вместо планок Скорее всего, это оказалось ошибкой, но теперь деваться было некуда.
— Скромнее надо в суд одеваться! — обратилась Смирнова к Николаю Петровичу.
— Молчите! — тихо приказал Вадим клиенту, поняв, что Смирнова применяет свою обычную тактику — вывести из себя оппонентов любыми средствами.
— Так вот каким способом вы женщин соблазняете! — не унималась Смирнова.
Николай Петрович посмотрел на нее сначала удивленно, а потом весьма успешно изобразил на лице презрение. И отвернулся к окну.
«Молодец! — подумал Вадим. — Значит, и в процессе сдержится! Умный клиент с хорошими нервами — уже подарок!»
— А вы, я так понимаю, — обратилась уже к Вадиму Смирнова, — тот самый гениальный ученик великой адвокатессы и наставника Коган? Будущая гордость советской адвокатуры, так сказать?
— «Так сказать» — это вы про адвокатуру, про советскую или про гордость? — мягко улыбаясь, откликнулся Вадим. Из присутствующих только Лена знала, что скрывается за этой мягкой улыбкой и вкрадчивым голосом.
— Ну что вы! Как бы я посмела сомневаться в вашей грядущей славе? — ехидно улыбнулась Смирнова. — Кстати, наверное, будете просить об отложении дела? — как бы невзначай поинтересовалась Алла Константиновна.
— Нет, мы вроде готовы, — неуверенно и как-то по-детски наивно откликнулся Вадим.
Смирнова открыла свое досье и, внимательно-оценивающе посмотрев на Осипова, переложила в конец папки бумагу, лежавшую до этого первой.
«Ходатайство об отложении дела, — понял Вадим. — Ну и ладушки, тетя Алла, поиграем!» И опять-таки только Лена поняла значение той улыбки, которая еле заметно тронула губы ее мужа.
Судья, заседатели и секретарь вошли в зал одновременно. Причем секретарь, замыкавшая процессию, на ходу произнесла магическое «Прошу встать, суд идет!», а Вадим,
