работали совершенно другие люди. Пришлось удовлетвориться тем, что было. Она позвонила Наташе и передала ей эту информацию.
За эти несколько дней Вита закончила «работать» с Журбенко и почти довела до конца отчет по Нарышкиной-Киреевой — осталось только пробиться в загадочный «Черный бриллиант», но и эта проблема решалась — Султан пообещал на днях провести ее через одного знакомого. Только Кужавский по-прежнему оставался для Виты темным пятном. Он беспокоил ее. В Аристархе абсолютно ничего не изменилось, кроме того, что он потерял свое жестокое чувство юмора, и, казалось бы, на этом работу можно было и закончить, но Вита все откладывала и откладывала, продолжая наблюдать за ним. Ей казалось — вероятно, больше подсознательно — что она еще его недостаточно изучила, что-то упустила из вида. Но она узнает — она ведь всегда узнавала. Былая уверенность вернулась к ней достаточно быстро. Узнает, а как же? Она и сейчас уже знает достаточно много.
Но Вита ошибалась. Она не знала нескольких, очень важных вещей, которые имели к ней непосредственное отношение.
Вита не знала, что в тот момент, когда три дня назад она выходила из здания центральной библиотеки, Виктория Костенко доживала свои последние минуты. Мучительно выгнувшись, она извивалась в уже затухающих конвульсиях на грязном дощатом полу среди мусора, плевков и пятен крови, а неподалеку Ян сидел на ветхом стуле без спинки, предварительно аккуратно постелив на запылившееся сиденье газету, внимательно смотрел на нее сквозь стекла очков в изящной золотой оправе и курил. Не так давно он весьма убедительно доказал Виктории, что существуют вещи и похуже раковых болей. Вытащив из женщины абсолютно все, что она знала о своей экспадчерице, некоей Викторите Кудрявцевой, а также заставив дословно вспомнить разговор в «Веге» и в «Княжне», Ян заклеил ей рот и нос липкой лентой, предварительно связав руки, и отошел подальше, чтобы Виктория, извиваясь, не задела его. Теперь он наблюдал, поглядывая на часы.
Болезненно худая и уже к тому времени хорошо обработанная им Костенко удивила его своей неумолимой, животной жаждой жизни и яростным сопротивлением. Она боролась за каждую секунду. Она не хотела умирать. И прошло почти семь минут, прежде чем ее босые ноги, стукнув о пол в последний раз, застыли окончательно, и мутные от удушья глаза уставились на прислоненную к стене ржавую батарею парового отопления. Но Ян все равно выкурил еще одну сигарету и только потом встал и, подойдя к женщине, проверил пульс и удовлетворенно кивнул. Забрав банку из-под кофе со своими окурками и пеплом, газету и инструменты, он быстро покинул полуразрушенный дом, пересек заснеженный пустырь, сминая полегшую прошлогоднюю лебеду, и быстро пошел к повороту, где оставил машину. «Дворника» он вызвал по телефону еще когда закуривал рядом с Костенко последнюю сигарету, и он прибыл как раз, когда Ян заводил машину. Проезжая мимо, Ян бросил в открытое окно замызганного «москвича» тонкую, свернутую трубочкой пачку денег, и умчался в сторону города.
Вита не знала, что в тот же вечер к ее матери, Ольге Ивановне Румыниной, наведался некий солидный и доброжелательный представитель правоохранительных органов, который в самых вежливых выражениях попросил Ольгу Ивановну предоставить ему сведения о ее дочери, а также несколько ее самых поздних фотографий «для выяснения некоторых обстоятельств». Он успокоил Румынину, сказав, что ничего страшного нет, необходимо только уточнить кое-какие факты, связанные с одной подругой Виты. Посетителю было лет тридцать-тридцать пять, и Ольга Ивановна, совершенно очарованная его манерой вести разговор и чувством юмора, не только отдала ему несколько фотографий Виты, взглянув на которые он почему-то слегка удивился, но и сообщила, что дочь работает в каком-то магазине на Савушкина и живет где-то в пятиэтажках на Московской улице у своего приятеля. Представитель правоохранительных органов, вполне удовлетворенный, попрощался и ушел, унеся фотографии с собой.
Вита не знала, что тот же «представитель правоохранительных органов» час спустя, сменив черное пальто на короткую потертую куртку, сидел на перевернутом ящике неподалеку от Покровского собора и о чем-то разговаривал с ее старым знакомым Трофимычем. Они говорили долго, разбавляя разговор принесенной «представителем» водкой, а после разговора собеседник Трофимыча вернулся через парк к своему «джипу» и помчался в клинику на другой конец города — навестить человека, которого так хотела с помощью Виты найти Наташа, и искать которого сама Вита теперь считала делом почти безнадежным.
Вита не знала, что в течение этих трех дней несколько молодых людей безуспешно перетряхивали весь Волжанск, пытаясь найти некоего Вадима Семагина, журналиста из газеты «Волжанские ведомости». И уж тем более не знала, что Вадим, получив от нее деньги, в тот же вечер отправился с одним приятелем в бар, где познакомился с очень симпатичной девушкой по имени Аня и почти неделю провел в ее квартире, выйдя на улицу только один раз — в первое утро, чтобы позвонить из автомата на работу и сказать, что серьезно простудился.
Вита не знала, что все эти три дня за всеми ее передвижениями внимательно и умело наблюдает худощавый молодой человек интеллигентного вида, острым и хищным взглядом подмечая каждую деталь и занося в реестр своей памяти лицо каждого человека, с которым она встречалась, заговаривала или на которого просто обращала хотя бы малейшее внимание. Молодой человек «своим» был известен под кличкой «Ян», реже «Лях», он не употреблял алкоголя, усиленно интересовался женщинами, о чем знали все, а также мальчиками в возрасте десяти-тринадцати лет, о чем не знал никто. Следя за Витой, он тщательно, в деталях и красках продумывал различные варианты ее допроса или убийства, если этого потребует Виктор Валентинович, и каждый вариант получался лучше предыдущего — Ян был человеком творческим. Но Ян, в свою очередь, не знал, что периодически и за ним самим приглядывают и весьма искусно.
Ничего этого Вита не знала.
— Ну, молодые люди, чем порадуете? — спросил Баскаков, откидываясь на спинку кресла. Схимник облизнул губы и поставил на стол пустую рюмку.
— Я пока ничем. Семагина не нашли, девочка на звонки не отвечает, дочь Матейко улетела в Москву.
— Ну, Семагин — это невелика потеря, найти его надо больше для страховки, — Баскаков задумчиво посмотрел в окно, на фонари возле соседского особняка, с трудом пробивающиеся сквозь ночную зимнюю черноту. — Как найдете — аккуратненько с ним побеседуете насчет одношкольницы его — приходила ли и если да, то что спрашивала. И все. Лишнего нам не надо. И так уже на нас счет хороший, да, Ян?
— Я уже обосновал свои действия, Виктор Валентинович, — заметил Ян, болтая ложечкой в чашке с кофе. — Вашим указаниям они соответствовали, и вы их одобрили.
— Да не к тому я, — досадливо поморщился Баскаков, и Сканер, который с самого начала «совещания» сидел молча и неподвижно, не делая попыток выпить свой коньяк, вдруг потянулся, схватил рюмку и опрокинул ее в рот, и Схимник посмотрел на него с усмешкой. — Ладно. Что есть по этой девке, Кудрявцевой?
— Вот наши наработки, — Ян поправил очки и выложил на стол папку, из которой достал несколько фотографий и Баскаков. — Вот она, наша киса.
Виктор Валентинович просмотрел снимки и удивленно взглянул на Яна и Схимника.
— Это одна и та же?
— Да, — ответил Ян, — просто девочка любит разнообразие, видите — то в представительном виде, то замученная жизнью неудачница, то вообще не поймешь что. Это
