случилось? Это не ты недавно звонила? Я не сразу услышала из-за телевизора…
— Погоди-ка, — Наташа качнула в воздухе ладонью и попятилась, — я сейчас.
Она выбежала на площадку и позвонила в соседнюю квартиру. Через минуту за дверью раздались шаркающие шаги, и тяжелый голос недовольно спросил:
— Кто?
— Это я, Сергей Дмитриевич! Из семнадцатой! — ответила Наташа, приплясывая на месте от нетерпения. Щелкнул замок, дверь отворилась, и на площадку выглянул Шепель, хмуро почесывая волосатую грудь в вырезе застиранной футболки.
— Чего такое?
Выслушав вопрос, он покачал головой и приоткрыл дверь пошире.
— Не, никуда я не звонил, и никто мне никакой книжки не давал. Что еще за ерунда?! Мне звонили, это было.
— Вам? По телефону?
— В дверь! — буркнул сосед, дохнув на Наташу чесноком. — Только, понимаешь, с ночной вернулся, пристроился поспать — на тебе! Две курицы из домоуправления — подписи они видите ли собирают — двери менять в подъездах. А мне-то по фигу, эти двери, — кому надо — и с дверьми вынесут… разве что подъезд засирать, наконец, перестанет… шваль эта дворовая… утром возвращаешься — там шприц, там куча…
— Они у вас фамилию спрашивали? — перебила его Наташа.в
— Ясен хрен, ФИО, как положено.
— Спасибо! — Наташа повернулась и юркнула обратно в квартиру, услышав, как за ее спиной сердито захлопнулась дверь. Мать уже стояла в коридоре и встретила Наташу встревоженным взглядом. Когда же та кинулась к телефону, она схватила ее за руку.
— Да что случилось-то?!
— Погоди, — Наташа быстро набрала номер вызова такси, — сейчас. Здравствуйте, мне нужна машина в сторону Ялты… пансионат «Сердолик»! Неважно, сколько! Через сорок минут?! А пораньше?! Да, хорошо!
Она продиктовала адрес и телефон, положила трубку и, опустившись на стул, закрыла лицо ладонями. Звонить Ковальчук она не стала — сейчас в этом не было никакого смысла. Возможно, вся эта затея — дело именно ее рук, но тогда зачем так явно подставляться самой? Это Наташа будет выяснять потом, сейчас следовало думать только о том, чтобы как можно быстрей вернуться в поселок. Нетрудно понять, ради чего ее выманили из дома. Картины. И теперь-то предположение Лешко насчет сыворотки правды не выглядело таким уж смешным… Но кто из них? Все-таки Kовальчук? В памяти всплыл образ Людмилы Тимофеевны, какой она видела ее в последний раз: высоко взбитые волосы, полное, ярко накрашенное лицо, в глазах — злой огонь промахнувшегося хищника… но этот образ тотчас заслонили другие: миловидное лицо Сметанчика, Илья Павлович, улыбающийся искательно и угодливо, простодушный Григорий Измайлов, его жена, двое мужчин, имена которых позабылись, Нина Федоровна, бесконечно благодарная и бесконечно преданная… Кто из них? Лица менялись, вспомнились и все прежние натуры, бывшие до жрецов… и все эти лица словно затушевывались по краям, погружались в полумрак, приобретая новые зловещие очертания… и улыбки превращались в бесноватые ухмылки. Кто из них?
— …жаешь?!
— А?! — Наташа вздернула голову и посмотрела на мать.
— Говорю, только приехала и опять уезжаешь?! Куда тебе в Ялту на ночь глядя?! Ты же мокрая насквозь — хоть обсохни! Ты что — заболела?! Ты глянь на себя — чистый Бухенвальд! Тебя что — совсем не кормили в этом Гурзуфе?! А Слава…
— Ты видела Славу?! — Наташа вцепилась ей в руку. — Он приходил?! Когда?! Что он сказал?!
— Сегодня в обед приходил, — мать поморщилась. — Пусти руку, больно! Ничего он не говорил, только записку тебе оставил. Я его и узнала-то не сразу. Что у вас случилось?!
— Где записка?! — Наташа вскочила. — Где она?!
— Да не кричи ты так, Лину разбудишь! Сейчас принесу, — мать повернулась и ушла в комнату, шаркая тапочками. Наташа снова села на стул, взяла с тумбочки расческу и начала машинально водить ею по волосам, с трудом продирая зубцы сквозь спутавшиеся пряди. В одной из прядей расческа застряла, и Наташа дернула, закусив губу, и расческа освободилась. Она посмотрела на нее — на зубцах висели седые волосы. Сзади снова зашуршали тапочки, и она повернулась.
— Вот, — мать протянула ей сложенный вчетверо листок бумаги. Наташа быстро развернула его и глубоко вздохнула.
Наташа, если тебе понадобятся деньги или жилье, обратись к моему симферопольскому другу Гене Римаренко — он в курсе, поможет.
Слава.
Ниже стояли адрес и телефон. Наташа тщательно сложила записку и зажала ее в кулаке, а кулак прижала к губам.
— Славка, — шепнула она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Будь они прокляты, эти картины! Картины…
— Господи! — она вскочила. — Там же Костя!
— Какой еще Костя? — недоуменно спросила мать. — Ты давай, раздевайся, сейчас я тебе борща разогрею — только утром сварила.
Наташа отмахнулась, роясь в записной книжке. Найдя телефон Измайловых, она схватила трубку и быстро набрала номер. Занято. Она набрала еще раз. Снова занято. Тогда она попыталась позвонить Лешко, но после третьей цифры раздались короткие гудки, и больше, как она не старалась, ей не удалось набрать ни один номер поселка.
— Ты не трезвонь! — крикнула ей мать из кухни. — А то позвонят тебе, да занято! Иди поешь лучше!
Наташа еще раз набрала номер Измайловых, потом положила трубку и поплелась на кухню. Обжигаясь, она в минуту выхлебала тарелку красного борща, потом накинулась на тушеную капусту с сосиской, почувствовав вдруг необыкновенный волчий голод. Мать, глядя на нее, качала головой и подкладывала ей капусту, подталкивала куски хлеба, намазанные тонким слоем масла.
Спустя полчаса раздался долгожданный звонок и Наташе сообщили, что машина будет у подъезда через две минуты. Уже успев переодеться в сухие джинсы и свитер, Наташа сунула ноги в сапоги, накинула куртку, быстро поцеловала мать, предупредила, чтобы она ни в коем случае никому не открывала, и выбежала из квартиры.
Дорога до поселка в этот раз отняла меньше времени — Наташе попался водитель не только высокопрофессиональный, но и отчаянный. На ее просьбу ехать как можно быстрей, он сказал: «Легко, только застегнись!» — и, выехав за город, «восьмерка» понеслась на такой угрожающей скорости, что Наташа вжалась в кресло и закрыла глаза, чтобы не видеть, как стремительно летит навстречу блестящая мокрая лента шоссе. «Восьмерка» идеально вписывалась в многочисленные повороты, что при такой погоде и скорости, казалось совершенно непостижимым, а водитель еще и умудрялся по ходу дела рассказывать какие-то истории из таксистского опыта, которые Наташа почти не слушала, только изредка кивая. Записку Славы она, перечитав несколько раз и выучив наизусть не только содержание, но и изгиб каждой буквы, сжимала в кулаке, словно талисман, а в голове снова крутилась старая непритязательная молитва: пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Туда — мама, обратно — Костя. Пожалуйста.
Лихой таксист высадил Наташу на подъездной пансионатной дороге, и, отдав ему честно заслуженные деньги, Наташа побежала к поселку, даже не услышав, как «восьмерка»,
