Ивар почувствовал, как у него кровь отлила от щек.
— Ты с кем-то перепутала.
— Я никогда ничего не путаю! — сказала Снежана, и глаза ее при этом гневно сверкнули. — Я профессиональный секретарь-референт и помню все голоса, которые мне приходилось слышать. Это была Тарасевич.
Ивар уже не знал, что говорить и что думать.
— Помнишь, ты меня предупреждала, что у меня могут быть неприятности? — попытался взять он себя в руки.
Снежана сжала кулаки.
— Я тебя ни о чем не предупреждала! — произнесла она отрывисто. Впрочем, сейчас я вполне могу это сделать: Стольников будет очень недоволен, когда узнает, что ты якшаешься с девочками из хоботовского штаба.
Ивар не стал дослушивать и вышел на улицу.
Он еще долго сидел в машине и пытался собраться с мыслями. У него голова шла кругом. Любка предала его. Вернее, отомстила за свою боль…
А Кристина… Вот дурочка! Ну зачем она позвонила?!
«И угораздило же меня забыть сотовый у Снежаны!» — с тоской подумал Ивар. Каковы могли быть последствия этой забывчивости, даже трудно себе было представить…
Ивар знал, что Кристина сейчас волнуется, что он должен ей позвонить, но он не находил в себе силы. «Я либо наору на нее, либо наоборот начну плакаться в жилетку».
«Не могу позвонить. Извини», — набрал он SMS-ку и отправил ее на сотовый Кристине.
В квартире Ивара царил полный разгром. Казалось, у него не осталось ни одной целой вещи: все бумаги изорваны, телевизор разбит, одежда расстрижена ножницами на мелкие кусочки. Поверх раздавленного чемодана лежала записка от Любы: «Сына больше не увидишь».
Ивар смял ее в кулаке. Вот и все… Только у него не укладывалось в голове, как же Люба, его жена, с которой они столько прожили вместе, могла сделать с ним такое? Неужели нельзя было расстаться по-хорошему? Но, видимо, было нельзя.
В этот момент в его кармане запищал сотовый. Это была мама.
— Ив, — воскликнула она плачущим голосом. — У меня сейчас сидит Люба. Она только что из аэропорта… Вы что, поссорились?
Ивар до боли сжал кулаки. Ну что Люба за сука? Ну мать-то зачем приплетать?!
— А как же Ромка? — продолжала причитать мама. — Ты хочешь сделать ребенка сиротой?
Ей было больно и плохо: она считала своего сына стабильным и успешным, свою сноху — прекрасной женой и матерью, а теперь все ее представления о жизни рушились просто на глазах. Люба на правах несчастной жертвы выставила все так, что именно Ивар своими руками разбивает счастье своих близких: жены, матери, сына…
— Мам, мы после обо всем поговорим, хорошо? — попытался произнести Ивар как можно более спокойным тоном.
Но это еще больше ее напугало: как он может быть таким невозмутимым, когда все летит в тартарары?!
— Ив, ты не должен так поступать! Я тебе как мать говорю! Послушай меня…
— Пока, мама.
Ивар нажал на отбой и больше не отвечал на звонки. Он знал, что был груб, что так нельзя, но ничего не мог с собой поделать.
У него тоже рухнул весь его привычный мир. Ивар привык ожидать предательства от посторонних — в силу профессии у него было полно врагов. Но вот Люба… Зачем же она так?
Вопреки ожиданиям Синего, реакция народа на сенсационные сообщения о караваеваевских махинациях получилась не самая бурная. Может, это случилось из-за того, что Алтаев успел предвосхитить их публикацию, а может, сказывалась всеобщая усталость от войны компроматов.
С Хоботовым Синий так и не переговорил. Тот обещал приехать в город еще в первой половине дня, но где-то на речке Суже обвалилась опора моста, дорогу перекрыли, и теперь он безбожно опаздывал.
Синий томился и переживал, и только присутствие Марины Щеглицкой несколько скрашивало его настроение. Она сразу же взяла над ним шефство: варила ему кофе, вызывала служебную машину, баловала всякими вкусностями собственного приготовления.
От одного ее вишневого взгляда Синий краснел, как мальчишка.
Сейчас она сидела в его кабинете, положив блокнот на колени, и сосредоточенно сочиняла матные частушки о Стольникове. По замыслу Синего их надо было распечатать с тремя точками вместо неприличных слов и за день до выборов раскидать во все почтовые ящики города. Пусть граждане повеселятся.
— Ну, что у тебя получается? — спросил Синий, оторвавшись от очередной докладной.
Щеглицкая откинула назад белокурую прядь.
— Не знаю. По-моему, глупость какая-то:
— Ну как?
Синий не успел ответить. Дверь его кабинета распахнулась и внутрь влетела взмыленная Танюша Петровна.
— Синий! — закричала она. — Ты слышал новость?!! Надписи «Месть» и «Смерть» сделали люди Стольникова! Об этом по всем каналам трубят!
Синий выбежал из-за стола.
— Что, кроме шуток?!
Схватив начальника в охапку, Танюша Петровна прижала его к своей необъятной груди.
— Мы выиграем! — чуть ли не плакала она. — Народ им этого в жизни не простит! Мы выиграем!
Кое-как оторвавшись от нее, Синий взглянул на Щеглицкую. Та смотрела на них сияющими от восторга глазами.
— Господи… Как я счастлива!
ГЛАВА 11
(четверг)
