Той ночью он намеревался убить одним выстрелом двух зайцев и пополнить нами, одной за другим, легион носферату: бессмертных…
Пробудили ли в нем неодолимую вечную жажду генерал Бокаррота и сладкая Полли Флок, на которую Сукарриета, по его собственному признанию, напал с воздуха, превратившись в чудовищного летающего монстра? Вот и объяснение необъяснимого. А говорили, что это сделал орел!
На японца, как на обезглавленного, проклятие не распространялось. Вампир, казалось, не спешил утолить свою жажду крови; понимая, что полностью владеет ситуацией, он пространно рассказал мне о том, как сам стал жертвой проклятия. Вампирическая сущность Сукарриеты не вылечила его от словоблудия, поэтому, из уважения к читателю, передаю суть повествования.
Карлос Мария Сукарриета Реторта родился на самом деле в Бильбао в 1870, матерью его была уроженка Теруэля. В 1899, столетие назад, когда в его вены влили эту ненасытную жажду, он ни в коей мере не был националистом, напротив, являлся убежденным либералом, работавшим агентом безопасности в отделении партии Ллойда в Бильбао. Однажды ночью на пасхальной неделе, после ужина с товарищами по работе на улице Сомера, он сблизился с роковой женщиной, признавшейся ему, что некогда принадлежала к ярым баскофилам и была отчаявшейся экс-возлюбленной отца баскского национализма, самого Сабино Араны. Отвергнутая угрюмым фанатиком, она влачила жалкую жизнь.
Сукарриета занимался с ней любовью, на что ушла целая ночь. Давнишняя подружка Араны, которую звали Бригитта Итурраре, оказалась вампиршей и с наслаждением впилась зубами в глотку бедного агента безопасности, как, в свою очередь, всего несколько месяцев назад, прокусил ее собственное горло один из клиентов – капитан Сустача, вампир из Наварры, карлист, служивший флигель-адъютантом генерала Сумалакарреги в 1835 при первой осаде Бильбао.
Если бы мне не грозила серьезная опасность со стороны вампира Сукарриеты, возможно, я бы пожалел его: быть обреченным на вечное проклятие и национализм всего- навсего из-за укуса.
Однако кое-какие детали не вписывались в картинку. Если справедлива большая часть расхожих представлений об особенностях и ограничениях вампирического существования (он успел сообщить мне, что поверье, будто они не отражаются в зеркалах – чепуха), как он мог спокойно разгуливать под убийственными лучами солнца? Сукарриета просветил меня, что раньше такое действительно было невозможно, приходилось довольствоваться ночным моционом. Но заметные достижения в косметической индустрии в последние двадцать лет позволили ему, начиная с восьмидесятых годов, бесчинствовать среди дня, обильно намазавшись солнцезащитным кремом номер шестьдесят девять. Также он объяснил, почему всегда, даже в помещении, носит зеленые солнцезащитные очки.
Тогда, приняв во внимание vademecum о вампирах, собранный в классическом романе Брема Стокера и фильмах Хаммера, я сделал вывод, что крест должен отпугнуть его…
Уцепившись за призрачную надежду – а это все, на что я был способен, приняв внутрь три четверти литра огненной воды и под гипнотизирующим взглядом Сукарриеты – я вытащил из-за пазухи золотой крест, висевший на цепочке, который мне подарила бабуля Виситасьон на первое причастие, и сунул его под нос вампиру… Непостижимо, Сукарриета захохотал: он сказал, что на него может подействовать только вид lauburu.
Дидактический порыв вампира угасал. Ковадонга начала выходить из глубокого обморока, вызванного потрясением, и тихонько всхлипнула. Я не мог шевельнуться, некая высшая сила сковала мою волю, словно пригвоздив мой зад к плюшевому ковру, руки бессильно повисли. Безоружный и беззащитный, я смотрел, как Сукарриета готовится вонзить длиннющие клыки в красивую шею Ковадонги Перниль, одновременно лаская ее грудь.
Вдруг, в самый драматический момент, дверь купе с грохотом распахнулась, словно взорванная нитроглицерином. Мадам Перруш навалилась на нее и мгновение спустя очутилась внутри. Вампир пикнуть не успел: гигантша дважды воткнула ему в грудь заостренный дубовый кол, в то время как верная Одиль осыпала нечестивую плоть градом жестоких ударов крикетного молотка… Вампир дико взвыл, в вопле его смешались мучительная боль и стон избавления души, целых сто лет втайне тосковавшей по безмятежному покою… Я опять провалился в беспамятство.
Наконец, в окне моего купе забрезжил новый день, пришедший на смену ночи, которая, казалось, обернется полным триумфом сил зла.
Я узнал еще кое-что, пока нас с Ковадонгой приводила в чувство та же мадам Перруш, вливая нам в рот коньяк по капле: на самом деле они с Одиль являлись членами отряда особого назначения Интерпола, занимавшегося поимкой вампиров. Довольно долго они тайно выслеживали Сукарриету, ныне освобожденного навсегда. Они не без оснований подозревали, будто он и есть тот хищник, кто опустошал страну басков. Но скользкий кровопийца несколько раз оставлял их с носом, пока не настала ночь расплаты.
Женщин только что забрал полицейский вертолет, они должны были срочно заняться телами Полли Флок и генерала Бокарроты. На прощание я вручил им свою скромную визитную карточку и объявил, что их покорный слуга, Франсиско Хавьер Мурга Бустаманте, кабальеро из Бильбао, их вечный должник, ибо обязан им жизнью. Не знаю только, расслышали ли они мою речь за шумом вертолетного винта… В переносном холодильничке решительная Одиль увозила голову нашего вампира.
Когда машина начала взлетать, мадам Перруш швырнула мне в лицо мою визитку, выразительно давая мне понять, что Ее Великодушие прощает мне долг благодарности. Какая грандиозная женщина!
Фантастическое путешествие подошло к концу. К полудню мы прибыли в Санттьяго-де- Компостела.
Я отказался от последнего обеда, заказанного в тошнотворном ресторане «Эль Пилоро»: с прошлого своего посещения я не в силах забыть их ужасный раковый суп, а ведь я тогда еще не вырос из детских штанишек. Затем я надлежащим образом распрощался со своими товарищами по одиссее.
Мне удалось ненадолго увидеться с Ковадонгой наедине и сказать ей, как я сожалею о том, что наши отношения во время поездки, полной приключений, сложились не так, как бы нам обоим хотелось, но все в наших руках, и впереди у нас целая жизнь… Она повернулась ко мне спиной, полагаю, чтобы скрыть навернувшиеся слезы, и продиктовала номер телефона. Мы увидимся в Мадриде без надоедливых вампиров! Скорей бы!
Я взял билет на прямой авиарейс, прилетавший в Бильбао в семь вечера. Завтра свадьба Хулио Куррутаки, и я не намерен пропустить ни церемонию в базилике Святой Бегонии, ни торжественный обед в гольф-клубе. У меня осталось достаточно времени, чтобы отправиться в собор за благословением. Я изрядно намучился по дороге в Сантьяго – чего только не довелось мне пережить. Ну и что? Да здравствует славный щеголь из Бильбао!
