следования законам и установлениям. А внук еще и хотел, чтобы его любили.
– Джебаил-ага! Мой деда самый лучший! – Постреленок прижался щекой к руке «деда» и притих. Прогнать его не хватило духу. В неустроенной жизни сектантов ребенку не нашлось места. Родителей больше занимали рассуждения о духовном наставничестве, чем забота о маленьком Гасане. Габриэль ему сочувствовал, но не настолько, чтобы постоянно с ним возиться. Хотя…
– Ну ладно. Сдаюсь. Иди сюда, маленький мерзавец, – проворчал ассасин. – Я тебя поглажу.
Ребенок завозился, устраиваясь поудобнее, засипел. На вид ему было около пяти. Габриэль подозревал, что на самом деле мальчуган старше, просто его забывают кормить.
– А что внучок принес дедушке? Пусть внучек скажет Джебраил-аге.
Гасан устроился на лавке и принялся раскладывать свои богатства: крохотные бусики, глиняная свистулька, замызганный кожаный ремешок, пучок петушиных перьев.
– Вот это, Джебаил-ага, – рассказывал он, – я отоблал у маленькой Макалим. И волчок тоже.
– Она плакала?
– В тли лучья. А я ей еще пендаля дал!
– Хороший мальчик. – Заскорузлая рука ассасина растрепала волосы ребенка. – А это что?
– Пелышки. Я петушка залезал, Джебаил-ага!
– Молодец! Вот тебе десять фельсов.
Гасан шмыгнул носом, подбирая сопли. Глазенки его светились обожанием.
– Деда Джебаил! А я, когда выласту, тоже буду ассасином? Как дедушка?
– Да, Гасан. Как твой великий дедушка.
– И имамом?!
– Нет, Гасан. Имамом ты не станешь. У нынешнего дедушки-имама свои вну… хм! кхе- кхе! – Габриэлю припомнился Старец Горы. Сыновей у проходимца не осталось, внуков тоже. – А почему бы и нет? Будешь и имамом. Обещаю.
Из кухни доносилось звяканье котелков. Ароматный мясной дух разносился по дому. Фатима, мать постреленка, готовила куриную лапшу. Хоть какая-то польза от сопливца… Покушение на соседского петуха было задумано позавчера. До этого юный убийца тренировался на ящерицах, рыбках и комнатных цветах. Габриэль всё больше уверялся, что у мальчишки талант.
– Но ведь у нас есть имам, деда! Дедушка Гасан-ага.
– А ты будешь Гасаном Вторым. Но позже, позже… Когда вырастешь. Что у тебя еще есть?
– Свистулька. Я ее в лавке взял, как вы сказали. А злой дядя Юсуф меня побить глозился!
– Плохой дядя. Мы его зарежем. Потом. А не видел ли ты рядом с лавкой ослика?
– Видел, дедушка Джебаил. Такой глустный белым ослик. Со смешным челным пятнышком воклуг глаза.
– Очень хорошо. Вот тебе, маленький паршивец, острый перчик. Вот тебе палочка. Завтра подойдешь к ослику, вывернешь перчик наизнанку и пилочкой засунешь ему под хвостик.
– Ай, дедушка! А ослику не будет больно? Он такой глустный.
– Клянусь Аллахом, он очень развеселится! Когда злой Юсуф станет ловить веселого ослика, все свистульки в лавке станут тебе дозволены.
– Ой, деда!
– Вытри нос. Взамен принеси старому уважаемому Джебраил-аге побольше денежек из лавки. А это что?
– Это лемешок. А Лашид с соседской улицы меня побить глозился.
– На тебе каменюку. В следующий раз будет грозиться, подойди и дай ему по голове.
– Спасибо, Джебаил-ага! А ты покатаешь меня ни лосадке?
– Да. Но помни: это будет ассасинская лошадка. Очень страшная и злая.
– Ула-а! На лосадке!
– Потом, потом… – охладил его пыл Габриель. – Теперь иди и спроси у мамы, когда эта нерасторопная корова наконец накормит знаменитого дедушку Джебраила. Это тебе ассасинское задание.
– Слусаю и повинуюсь, любимый деда.
Затопали маленькие ножки. Послышался звук затрещин и рев. Габриэль удовлетворенно кивнул. Воин ислама должен уметь терпеть боль. Должен повиноваться, не рассуждая.
– Джебраил-ага, – донесся голос Фатимы. – Идите есть!
