словно магма проглядывает сквозь корку шлаков.
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»
Вот он – барьер, отделяющий Инцери от зверя великого. Вскипающая клубами раскаленного воздуха стена. Испепеляющая все и вся ненависть. Ненависть к себе.
– Дамаэнур, что же ты?! – отчаянно закричала Маггара. – Ты один можешь помочь. Спаси ее! Не стой!
Дамаэнур бросился на Эрастофена. Атаковал со всей яростью огненного властителя – грациозно, мощно. Свились плети пламени, камень вскипел от жара.
Вот только бесполезно это – пытаться сокрушить того, кто живет за счет ненависти. Чем больше ярится принц элементалей, тем сильнее становится демон. Кому нужна месть вместо любви? Уж явно не девчонке, запутавшейся в самой себе.
– Дуралей! Не ожидал, да? Ах-ха-ха! Как тебе невестушка?
Стена пламени наливается мощью. Вскрикивает Лиза, но крик гаснет в жарком мороке. Раскалеиный воздух колеблется, свивается голубоватым покрывалом.
– Вставай, Хоакин! Вставай!
Маггара заметалась над стрелком, не в силах приблизиться. От ее крыльев веял нестерпимый жар. Истессо закрыл обожженное лицо руками. Волна кипящего воздуха смела Маггару, отбросила в объятия Гилтамаса.
– Если не ошибаюсь, вполне возможно, что мы проиграли… – пробормотал Квинтэссенций. – Такое ощущение намечается.
– Ну, ребята, – крикнул Эрастофен, спихивая Дамаэнура в огонь. – Что вы еще можете? Гилтамас, ты пырнешь меня ножичком? – Он повернулся к философствующему камню: – Или ты заговоришь меня до смерти, бог-неудачник?
– Если б вы знали, насколько все непрочно, – вздохнул Квинтэссенций. – Извините. Я слишком хорошо вижу все пути…
– Болтун! – Эрастофен присел перед маленьким богом на корточки. – Людям не нужно твое знание. Слышишь? Им нужны мессии. Те, что уверены в себе. Те, что втопчут своих последователей в грязь и по их плечам отыщут дорогу.
На лестнице загрохотали шаги. Финдир в сопровождении полудесятка старших бухгалтеров спускался в пещеру. Следом семенил его преосвященство.
– Привет, червяк, – добродушно помахал Эрастофену Золотой Чек. – Где тут мой зверь великий?
– А, новичок… Дюжинец очередной. – Альбинос усмехнулся. – Вот твоя зверюга. А вон жертва, к скале прикована.
– Заморенная какая-то. И выглядит неважно.
– Кто, Инцери? Побойся бога! Ты и на такую не наработал.
Золотой Чек оскорбился. Как и все короли, он не любил, когда вспоминали его ошибки. Да, Хоакина он упустил. Но вовремя же исправился!
– Я не о звере говорю, – надменно сообщил он. – Жертва ваша субтильная очень. К тому ж брюнетка, а я им с детства не доверяю.
– Да какая тебе разница? – не выдержал его преосвященство. – Тебе на ней не жениться.
– А престиж?
Финдир наконец заметил Ланселота. Поморщился, словно обнаружил под каблуком полусгнившее яблоко:
– Вот он, прощелыга, здесь околачивается. Ну от нас не уйдешь. Шалишь, братец.
– Что ты, Финдир! Не трогай Ланселота. Соглашение ты нарушил, а значит, не имеешь никакого права на зверя. Со всеми последствиями.
– Нарушил? – Варварский король вскинул бровь. – Удивлен. Мы ведь как договаривались? Ланселот уйдет в портал и окажется в логове зверя великого.
– Перводракона.
– Так еще ж не поздно. Мои ребята его сейчас и перенесут.
Элементаль с трудом повернула голову, прислушиваясь к разговору. Дамаэнур вскарабкался к ней на плечо.
– Как ты, Инцери?
– Не смотри. Не смотри на меня, пожалуйста. Особенно сейчас… когда я такая.
– Я – за тобой, Инцери. Ты так быстро убежала, что я не успел ничего сказать.
Чудеса -товар расхожий. Чтобы творить их, не нужно быть магом. От слов Дамаэнура Инцери стала чуть меньше. И чуть ярче.
Тем временем аларикские воины двинулись к Истессо. Ланселот лежал в самом пекле, и шубы варваров оказались как нельзя кстати.
– Я сохранил перчатку с твоей левой задней лапы. Куда ты так торопилась?
– Полночь пробило. Я обещала Маггаре, что буду дома вовремя. Иначе она обещала превратить меня в хрустальный башмачок. Или кабачок. В тыкву, в общем.
Одним зверем великим стало меньше. Да, Инцери была все еще крупнее Дамаэнура, но с каждым мигом становилась все меньше. Саламандр протянул Инцери забытую перчатку. Она пришлась впору.
Первый из бухгалтеров схватил Хоакина. Одежда Ланселота раскалилась и обжигала пальцы. Завопив, варвар отдернул руку.
Аларикцы переглянулись. Хоакину пришлось очень плохо. Лицо и руки его покрылись пеплом, волосы дымились. В том аду, что царил вокруг, выжить можно было лишь чудом. Из прокушенной губы Лизы по подбородку скользнула кровавая струйка.
– Не умирай, Хок. Я… я не могу без тебя!…
Скала, к которой приковали Лизу, находилась далеко от Инцери. Жар, терзавший тело Хоакина, докатывался до Фуоко лишь отголоском, горячим дуновением.
– Хок, подожди. Я сейчас…
Лязгнули звенья натянутой цепи. Девушка извивалась, пытаясь вырвать руки из бронзовых колец.
– Кажется, если я не ошибаюсь, тут можно и помочь, – пробормотал под нос Квинтэссенций. – Вреда не будет. А если и будет – бог с ним. Один раз можно.
И он покатился к Лизе.
Из толпы варваров выскочила коренастая фигурка. Оки, как всегда, оказался на высоте. Закутанные в побуревшую шкуру руки подхватили стрелка. Мех – когда-то он принадлежал белому медведю – затрещал, вспыхивая.
– Понесли! – рявкнул тан. – Ну!
Второй варвар схватил Хоакина за воротник и потянул. Бегом, бегом, они выволокли стрелка в прохладное место.
И тут события ускорили свой бег.
Инцери ужалась до своего нормального облика.
Тело ее раскалилось добела, по ней побежали голубоватые молнии.
Квинтэссенций пошептал, и цепи, державшие Фуоко, рассыпались в прах.
Мех на рукавах варвара вспыхнул.
– Воды! Воды! – завизжал Оки. – Я горю!
Варвары не растерялись. Откуда-то появились ведра воды. Харметтир вскинул над головой бочонок и обрушил на Оки и Истессо целый водопад. Шипение пара, нестерпимая вонь горелой шерсти.
– Апчхи!
– Апчхи! Апчхи! – понеслось над толпой бухгалтеров. – Будьте здоровы.
– И вам того же.
