Оказавшись у Центра международной торговли, я позвонил Шефу и рассказал ему, что задумал. Он занервничал.
– Ты понимаешь, что там, куда ты суешься, тебя наверняка будет ждать ловушка?
– Ну, я попробую увернуться от нее.
– Он очень умный. Он всю жизнь вынашивал такие вот подленькие хитрости и нежданные обманки, чтобы дурачить оперов вроде тебя.
– Раньше он не убивал.
– Это было раньше. Раньше и куш был всегда меньше. А теперь он разохотился и способен не то что убивать, но даже с удовольствием убивать.
– Слушай, Шеф, может, брать его я бы и не пошел вот так, без прикрытия. Но я-то собираюсь всего лишь замочить его, о чем разговор?
– У меня тут немного телефон забарахлил, я последнюю твою фразу не слышал…
Так, значит, пишут.
– Я хочу сказать, все будет в полном порядке, не волнуйся. Он и так уже нервничает.
– А ты? – поинтересовался Шеф. Он, конечно, не спрашивал меня о самочувствии на самом-то деле, он просто думал.
– Я нервничаю меньше, – ответил я, надеясь, что не очень ошибаюсь. – Ты лучше вот что скажи. Нам что-то известно о Березанском?
– За ним все чисто. Пару раз его пытались прищучить на незаконном посредничестве, но он каждый раз выворачивался. И не потому даже, что очень ловок, просто ему везло.
– Ох, не верю я в везенье, когда веду такое дело…
– Нет, правда. Я в начале, когда был посвободнее, даже говорил с одним из следователей, который вел дело с его предполагаемым участием. Он вспомнил несколько подробностей, и мне показалось, там не рисовалось ни прикрытия, ни взяток, ни неквалифицированных сыщиков – только везенье. В конце следствия он мог бы даже выступить с заявлением как потерпевшая сторона, но, конечно, не стал и пробовать.
Огни в Центре уже горели вовсю. Люди, наполнявшие его, преимущественно иностранцы, как ни странно, научились работать по-русски, то есть поздно начинать и кончать уже ночью. Куда только девалась немецкая страсть вставать пораньше и французская мания заниматься делом только в отведенные часы?
Вдруг машина, за которой я следил, дернулась и начала развороты. Значит, волна докатилась и до моего подследственного. Вот только какая? Та ли, что я поднял, или другая?
Мы выехали сначала на Кольцо, потом рванули вниз, на Люсиновскую, и вышли на Варшавское шоссе.
Где-то в середине Чертанова он пошел петлять. Если я не совсем потерял направление, он двигал куда-то в сторону Бирюлева, этот район я знал плохо. Но делать было нечего.
На будущее я решил тут немного покататься, чтобы выучить местность, если, конечно, будет это будущее.
Наконец «Вольво» Березанского выкатила совсем уж на неодушевленные улицы. Нет, это были, конечно, не проселки, мы все-таки оставались в черте Москвы, и фонари изредка тут встречались. Но вокруг не было ни души. Лишь где-то очень далеко, чуть не на горизонте, вздымались обычные многоэтажки, окна которых правильными и бесчисленными рядами светили чуть тревожным светом. Там жили люди.
А здесь меня ожидало что-то, придуманное одним из самых хитроумных и изворотливых преступных умов нашей весьма многосторонней блатни. Не удивительно, что мне и свет московских квартир казался тревожным.
Потом из темноты вывалились склады. Их было очень много. Над дверями и воротами некоторых горели лампочки, но гораздо больше было совершенно темных углов. Где-то близко загрохотала электричка, это звучала Павелецкая дорога. Я решил, что тут под звуки проходящей электрички можно стрелять из автомата – никто не услышит.
Внезапно «Вольво» исчезла. Он просто растворился в темноте, а я не уследил, где именно.
Я засек время, когда потерял его, прошвырнулся на всей скорости, на какую была способна моя «волжанка», вперед по дороге, чтобы догнать его, если он выключил габариты, ничего не обнаружил, вернулся назад. И стал методично исследовать все сугробы.
Две или три щели показались мне вполне достойными внимания, я сбегал и осмотрел их пешком. В них оказались обыкновенные тупики, малопригодные для засады.
Я начал побаиваться. Прошло уже пятнадцать минут, как я потерял Березанского. Он вполне мог въехать во двор какого-нибудь склада или даже укрыться в самом складе, и тогда мне, чтобы найти его, пришлось бы вызвать помощь. Вернее, чтобы найти его труп. А сволочь Комарик по-прежнему будет неуязвим и недосягаем. Потому что, как было обговорено с начальством, на косвенных уликах его не посадишь.
После третьего возвращения к машине мне вдруг позвонил Шеф. Я ответил, что мне некогда с ним разговаривать, что сейчас, быть может, Березанского мочат, но примерный район своего нахождения все-таки сообщил. Шеф, как показалось, расстроился, что я упустил адвоката.
И когда я уже потерял надежду, «Вольво» вдруг нашлась. Машина затесалась между рядами тесных гаражей, построенных в полосе отчуждения железной дороги. Радиатор уже остывал.
