которого они Берита и отыскали.
К концу второго дня Гиена уже самостоятельно перевязал руку, помогая себе зубами, вот только ребра он не мог перетянуть, хотя и пытался. Тут проснулся Калмет, который дремал до этого, и, увидев такое дело, принялся Гиене помогать. А затем, при свете слабенького светильничка скептически оглядев результат попытки Берита затянуть руку, размотал все, что тот себе с таким тщанием накрутил от плеча до кисти, и сделал уже настоящие лубки, умелые и гораздо более надежные, чем прежние, которые он же и изготовил второпях на берегу моря у деревни со странным названием Каперна. Теперь таких лубков не постыдился бы и Фран, вот только Гиене они все равно не нравились, он даже пробовал дотянуться до них своими великолепными длинными, чуть синеватыми клыками и поправить узлы, а может, просто пробовал продавить повязки, чтобы почесать затекающие и ноющие мускулы на руке..
Следить за его едва ли не гимнастическими упражнениями было бы забавно, но у Франа возникла другая проблема. Големы совершенно определенно, судя по топоту их ног по дороге, замедляли бег. Это согласно инструкции, данной рыцарю в свое время в замке Госпожи, означало, что их следует покормить. Но Фран-то помнил, что кормить их совсем непросто и это может вызвать самые разные, в том числе и нежелательные, последствия, поэтому тянул, как мог.
У путешественников и самих с едой стало напряженно, потому что, несмотря на травмы, Берит съедал больше, чем рыцарь с оруженосцем вместе взятые. Поэтому они вынуждены были заглянуть, как делали это прежде, в один из придорожных трактирчиков, заказали жареного поросенка и какой-то каши, которую попросили уложить в кувшин с широким горлом. В этом кувшине, по словам Калмета, каша могла храниться довольно долго и оставалась, даже без разогрева на огне, вполне приемлемой на вкус и достаточно сытной. Фран все же с некоторым сомнением смотрел на эту кашу.
— Это что-то среднее между гречкой и рисом, кажется, — высказал он свое мнение оруженосцу, когда они сидели за столом в зале таверны, наслаждались неплохо приготовленным салатом и каким-то мелко струганным мясом в подливе и ждали, пока будет готов их поросенок.
— Это не хуже риса, господин мой, — отозвался Калмет рассеянно, — но будет получше, чем обычная деревенская греча.
Его рассеянность озадачила Франа.
— О чем думаешь? — спросил он.
— Думаю, зря мы оставили Гиену с големами. Как бы этот дурак не вздумал угнать у нас паланкин.
— Белый голем вряд ли послушает, если Берит вздумает ими командовать.
— Как знать, — ответил оруженосец и снова принялся за еду, от души запивая мясо местным густым и тягучим белым вином.
Чтобы не слишком далеко тащить съестные припасы, на этот раз они оставили паланкин неподалеку, всего-то в четверти мили от таверны, в цветущем кустарнике, колючем, плотном и с узкими листьями, отливающими серебристо-белой патиной, чего прежде Фран никогда ни у какого знакомого ему растения не видел.
Когда они тащились к этим кустам, нагруженные кувшинами с кашей и вином и поросенком, уложенным вместе с разнообразной зеленью в короб из чистого березового лыка, Фран всматривался в лощину за этими кустами, памятуя о замечании Калмета, с некоторой опаской. Но дыма, как случилось у них прошлый раз во время кормежки големов, не замечалось, а значит, все было относительно нормально.
Продравшись через эти серебристые заросли, они вышли на полянку, где оставили големов, каждого с кучкой кормежной пудры на чистых лопухах, как на тарелках, и обнаружили странную картину. Големы стояли кругом, все пятеро, плечом к плечу, словно некий монументальный колодец, сложенный из тяжелой, красной и белой обожженной глины. А в центре мелким пеньком торчал Берит Гиена, который вертелся на месте, несмотря на больную руку, заглядывал в лик каждому из големов и что-то отчаянно верещал на такой высокой ноте, таким пронзительным голосом, что слов ни Фран, ни даже Калемиатвель, у которого слух был острее, разобрать не сумели.
Добравшись до этого странного сборища, рыцарь рявкнул, как привык рявкать на плутонг солдат:
— Что здесь происходит?!
Големы не шелохнулись, но Бериту не потребовалось, чтобы они расступились, он выскользнул между ними ужом, только поморщился от боли, когда протаскивал вывихнутую, в лубках, руку, неуклюжую и неспособную, как показалось на миг рыцарю, протиснуться в ту узенькую щелочку, которую образовывали ноги и торсы Белого и ближайшего к нему темно-красного голема.
— Они пристают ко мне, говорят, что еды им мало, — заверещал Гиена, все еще срываясь на визг, но уже достаточно внятно. — Говорят, что им нужно масло. — Берит оглянулся на здоровенных глиняных истуканов. — Только не пойму, какое именно масло-то…
— Каменное, — отозвался Калмет. — Их же еще нефтью поят. Они ее очень уважают.
— Где же нам тут нефть раздобыть? — удивился рыцарь.
— Нужно отыскать кого-нибудь из местных аптекарей, — рассудительно подсказал оруженосец. — У них можно купить… Тогда и посмотрим, что из этого выйдет.
Рыцарь признал, что совет неплох, так и следовало поступить. Путешественники уселись в паланкин и двинулись дальше по дороге, которую Фран еще прежде наметил как основное направление. Берит набросился на принесенную снедь, а дорога повела големов, позволяя им бежать легко и привольно. В то же время она оказалась не настолько наезженной, чтобы опасаться на каждом шагу разбить какую-нибудь телегу, раздавить экипаж или — того хуже — растоптать кого-то из местных крестьян, передвигавшихся, как и все крестьяне на свете, на своих двоих.
Когда Гиена насытился и даже приложился к стаканчику с вином, смакуя чуть не каждую каплю, Калмет спросил гнолла:
— Ты как научился их понимать?
— Я-то? — . по дурацкой привычке переспрашивать, свойственной иногда простолюдинам, отозвался Берит. — Я их и вовсе, считай, не понимаю, так просто, смотрю на рожи их глиняные и сам собой начинаю соображать, а потом получается, что это и есть их разговор.
Рыцарь улыбнулся столь замысловатому ответу, но Калемиатвель воспринял его всерьез и кивнул, подтверждая, что так и должно быть, и на какое-то время в паланкине установилось молчание. Да, все шло как обычно — топали по дороге големы, в стороне залаяла собака, почувствовав что-то в высшей степени необычное, еще блеяли овцы, странно вторя скрипению кожи и деревянных планок конструкции, а мысли Франа сами собой сыто уплывали куда-то…
Он подумал о том, что вот раньше у него в голове, как свет далекого маяка для моряков, возникал ощутимый звук словно бы басовой струны неведомого и могучего музыкального инструмента, который призывал его к себе… Но сейчас звука, этого магического вызывания не было, он ничего такого не слышал, не ощущал… И по этому поводу стоило хорошенько поразмыслить. Вот только не сейчас. Они должны были найти городишко,
