ставить только волосатиков страшновато, вдруг они не то начнут делать?
– Продолжим, – прервал дискуссию Ким. – Эти два котла по очень сложным шинам гонят антигравитацию на один общий блин, который стоит за пилотской кабиной, и на два боковых, расположенных на концах крыльев. Причем синхронизировать их работу довольно трудно. Каким-то образом происходят перетекания энергии, то есть если один котел недодает энергии, то небольшая часть со второго уходит к нему, но… Не очень. Например, на одном котле, как мне кажется, не полетишь. По крайней мере, мы пока так летать не сможем.
– Да и у них не очень получалось. Кажется, это и не позволило взлететь тому треугольнику, который мы захватили на абордаж, – добавил Бабурин. На этот раз его добавления ждали уже все. Даже Ким лишь поморгал, но не разозлился. Видно, такой был этот человек – Бабурин.
– Блины позволяют сделать управление более… юрким, – продолжил Ким, – но и более сложным. Вот смотри. – Он стал рисовать что-то на небольшом листе бумаги, где уже виднелось три или даже больше схем. Рост и смотреть не стал, все равно потом увидит в железе. – Впереди находится, как мы решили, капитан. Он управляет всеми маневрами, но сил его на три этих блина, конечно, не хватает. Он способен лишь обозначать свои действия, и то не до конца. А за ним сидят еще три пилота, причем средний является его заместителем, так сказать, вторым пилотом, а боковые отвечают за силовую помощь.
– Иногда каждый из боковых управляет своим концевым блином, а средний работает только на главный, несущий, – добавил Бабурин.
– Но мы решили, пока не научимся, работать сообща, с учетом всех возможных управляющих связок и штанг, – решила внести свою лепту в общую речь Ева.
Кажется, они уже все решили, подумал Рост. Вот и хорошо, они-то знают ситуацию изнутри, значит, справятся наилучшим образом. Вернее, попытаются.
– Давай о вооружении, – попросил Ростик. И лишь тогда поймал себя на том, что повторяет, кажется, Председателя. Неужто и к нему чиновный новояз привязался?
– С оружием так. Теми пушками, которые в середине крыльев, чуть ближе к их концам, управляются по двое людей на каждой. Один наводчик и стрелок, второй – заряжающий, он же помогает вертеть ее вверх-вниз.
– Из стороны в сторону они легко ходят, – отозвался Бабурин, – правда, в пределах градусов ста – не очень разбежишься. А в вертикальной плоскости – почему-то туго. Придет время, мы это, может быть, сумеем улучшить.
– Вы кем были до Переноса? – спросил его Рост.
– Инженером.
– Давайте сейчас, после Переноса, вы будете меньше инженером, а больше военным, – попросил Рост. Он так и не выработал отношение к этому человеку, который ему и нравился, и вызывал негодование. Хотя ссориться с ним, разумеется, пока не хотелось.
– Есть, – ответил парень, который был, наверное, лет на пять старше Ростика.
– В главной башне три человека. Потому что пушка спаренная. Один ее ворочает, один заряжает и один наводчик-командир. Сейчас там под тебя переставляется сиденье, в карликовое креслице губиска ты, конечно, не поместишься, – как ни в чем не бывало проговорил Ким.
– Нагрузка на стрелка большая? – спросил вдруг Рост. Одна идея пришла ему в голову, но ее еще следовало обмозговать.
– Нет, если помощник не спит в оглоблях, – решил Серегин.
– Эта двойная пушка имеет то отличие, что способна вести огонь по всем направлениям. При желании – даже вниз, если пилот соображает и держит машину под креном, – добавила Ева.
– Каков ее калибр? – спросил Рост. – Что-то эти орудия мне очень большими показались.
– Разрешите мне, командир? – попросил Бабурин. И, не дожидаясь разрешения, зачастил: – Вообще-то, по нашим нынешним представлениям, пушки пурпурных имеют всего пять калибров. А стрелковое оружие – четыре. Уж не знаю, как так вышло, но кто-то сверил таблетки с монетками, и получилось, что они близки. Вот и вышло, что пистолеты у нас теперь преимущественно копеечного калибра. У больших, похожих на маузер конструкций двухкопеечный ствол, но они редко встречаются. Легкие ружья тоже двухкопеечные. Но самые распространенные, вот как у вас, – трехкопеечные. Хотя есть и номиналом на пятак… То есть калибром, конечно. На этом стрелковые размеры кончаются. Дальше идут пушки. Три средние, которые по известной аналогии назвали десятикопеечными, пятнадцати и двадцати. Эти стоят спаренными на их лодках, и из них стрельба уже возможна на дальность около километра, а двадцатка бьет почти на два. Хотя, разумеется, прицел позволяет «взять» только половину этой дистанции. Но тут, на этих треугольниках, мы имеем дело с крупными орудиями. «Полтинниками» и «рублями», если оставаться в денежной системе. Кстати, тут заряды тоже очень похожи на наши монеты. Полусотня без труда бьет за три километра. Только прицел… ружейного типа для такой пальбы не очень подходит. А за сотней, которую мы видим на башенных установках этих треугольников, можно ожидать рекорда – за пять, а то и ближе к семи километрам.
– Спаренные стволы, – добавила Ева, как всегда, очень негромко, – как известно, иногда дают «спаренный» плазменный шнур, когда выстрелы сливаются. Тогда и разрушительная мощность, и дальность увеличиваются. Только для этого нужно уметь очень точно синхронизировать выстрел.
– А еще у меня есть подозрение, – добавил Бабурин, блеснув глазами, – что пресловутая «сотня» – предел прочности для этих стволов. Более мощные орудия построить невозможно, по крайней мере, для прицельной стрельбы.
Рост даже дыхание перевел.
– Надо же, воюю этими штуками уже два года, а такое услышал лишь впервые.
