— Ты же не имеешь наследников… А у Вяленого разные друзья имеются, если он что- нибудь отчаянное предпримет, то может и вовсе твой выигрыш отсудить.
И на аэродроме все пошло совсем не так, как предполагал Ростик. Он-то хотел побыстрее разделаться с обычными записями в журнал явки и отправиться куда-нибудь, чтобы выспаться, если с его нынешней каморкой было не все понятно, то можно было завалиться в какую-нибудь гостиницу, ведь есть же в Висчен-Ца гостиницы… Но его продержали в комнате, где обычно собирались экипажи для полета, а потом вдруг посадили в антиграв и отправили в разведку куда-то на север. Без Падихата или Ободранного, с незнакомым экипажем.
Но нет худа без добра. Пока они летели, Рост сделал вид, что задумался, а на самом-то деле отлично выспался, даже немного с избытком. Никаких восхунов внизу он не заметил, а если бы даже они и были, то Рост находился в таком состоянии, что был абсолютно не способен их почувствовать. Переночевали в каком-то крохотном городишке, всего-то на несколько тысяч жителей, напоминающем обжитой форт, и на следующее утро снова вылетели. На этот раз оказались над лесом, так что Ростик даже стал присматриваться — что тут может быть интересного. Но снова ничего любопытного не нашел.
На третий день обнаружили какое-то племя восхунов, но они так решительно принялись отбиваться от единственного антиграва, на котором находился Ростик, что пилоты не решились на смелую атаку. А так как передать сведенья об обнаруженной группе восхунов было некому, то вернулись в уже знакомый Ростику полуфорт-полугород.
На четвертый день в нем собралось уже с три десятка обычных антигравов и даже два крейсера. Этой армадой и вылетели на штурмовку, довольно быстро определили цель и разметали обнаруженных восхунов, которые по непонятной причине не сменили даже направления движения, не попробовали спрятаться и поплатились за это. Их долбили, пока бой не затих по причине полного уничтожения противника. Но и восхуны эти оказались серьезными ребятами — три машины погибли и еще семь были изрядно повреждены.
После боя Роста почти без отдыха отправили назад. Он и тут не терял времени, медленно, осторожно, едва ли не на ощупь обдумывал, что и как он теперь должен сделать. В Висчен-Ца прилетели уже под утро, так что у него было время даже немного подремать, а главное, он вдруг почувствовал себя свежим, готовым к любым проверкам.
Поутру он решил на аэродром не ходить и настроился было выспаться по-настоящему, но к нему вошли сразу три городских охранника. Рост даже заподозрил что-то не слишком для себя веселое, но охранники тем не менее согласились подождать, пока люд, как он им сказал, приведет себя в порядок. Может, и не расстреляют сразу, раз уж позволили ему настолько не торопиться, думал Ростик, шагая впереди своих конвоиров.
Они пришли в относительно богатую часть города, где селились только зажиточные горожане, что как-то размывало обычный принцип разделения по расам, принятый в городах пурпурных. Дом, в который его ввели, был бы красивым, если бы не его аляповатая, местами откровенно скверная обстановка и странный запах, отдающий старым болотом. После чистых стен имения Савафа, огромных и отлично проветриваемых его залов Ростику все прочие дома представлялись слегка давящими, как каюты на корабле, где он провел слишком много времени.
Тут его ожидала Пинса, вот уж она-то расположилась с удобствами. Возлежала, почти как настоящий чегетазур, в обширном, обитом мягчайшей кожей кресле, более похожем на лежанку, и жевала виноградины, которые ей в рот накладывал Лодик. Тот тоже время от времени таскал ягоды, но не жевал их, а глотал целиком.
Она еще не потеряла возможности жевать, подумал Ростик, разглядывая несупену, в которой вдруг очень многое проявилось от каменноподобия Савафа.
— Явился, — объявила ему Пинса, в отличие от прошлых встреч, не ментально, а вслух. — Заставил отправиться в эту дыру… — Она перешла на какую-то ментальную скороговорку, но Рост не слишком в нее врабатывался, кажется, это была просто ругань.
Наконец Пинса закончила довольно странной репликой:
— Даже дом не мог выиграть получше.
Тогда-то Ростик и понял. Он еще раз оглядел комнату, в которой они находились, припомнил коридоры и комнаты, по которым его провели, и для верности переспросил:
— Это тот особняк, которым заплатили… за недостающую часть моего выигрыша?
— Именно, Рост-люд, — подтвердил Лодик. Он, как это ни удивительно, отчего-то веселился. Или просто наслаждался моментом, все-таки в нем было немало озорства или даже того, что люди называют юмором, хотя бы и специфическим. — И добавлю, — он мельком посмотрел на Пинсу и понял, что она не возражает против его участия в разговоре, — это было непросто. Никто, кроме несупены, не мог бы добиться, чтобы с тобой рассчитались справедливо.
— Значит, — сказал Ростик, обращаясь на этот раз к ярку, — это мой дом?
— Нет, это дом тех, кому ты принадлежишь, — пояснил Лодик и снова посмотрел на Пинсу. Для верности подложил ей еще горсть виноградин в ротовую щель. — Ты не имеешь права домовладения, потому что… В общем, это проблема юридическая, не стоит в нее вдаваться.
— Ты слишком хорошо натренирован в ментальном плане, чтобы играть, — проговорила Пинса, жуя. — Это и было главным возражением… прежнего владельца этой хибары.
— С домом — допустим, — кивнул Ростик. Ему и в самом деле это нелепое сооружение было ни к чему. — А что с деньгами?
— Тебе оставили некоторую их часть, — пояснил Лодик. — Остальное ты будешь получать по мере надобности. И с разрешения хозяев.
— Все-таки я не все понимаю, — сделал Ростик удивленное лицо, хотя стоял, как всегда в присутствии Пинсы, вытянувшись. — Что значит — я слишком натренирован, чтобы играть?
— По сути, все, что ты умеешь, принадлежит Савафу-то-Валламахиси, потому что именно он работает с тобой. — Лодик посмотрел на Пинсу, потому что дальше он не знал. Он вообще вдруг стал не слишком уверенным.
— Тогда я хотел бы понять, что со мной такого особенного сделали? — высказался Ростик, набравшись мужества.
Не потому, что он чего-то боялся, как-то он разучился в этом мире ценить жизнь. Но опасался того, что может напортачить, неправильно сыграть свою игру. А то, что эта игра у него неожиданно прорезалась, он вдруг увидел совершенно отчетливо.
Тонкая, на пределе его возможностей, слишком головоломная, чтобы ее продумать заранее, неверная и гораздо более сложная, чем задача, предположим, обыграть Вяленого в его же заведении, даже вместе с тем ярком, который был натаскан перекатывать игральные кости на нужную грань.
Но она давала в случае успеха какой-то результат, возможно, даже более интересный, чем Рост мог предполагать. Вот только к ней тоже следовало подготовиться. И он принялся готовиться. Да так, что у него даже желваки заболели, но уже через несколько ударов сердца он понял, что готов. Что способен пропустить едва ли не все мысли Пинсы, сколько их ни есть, через себя, свое восприятие. И на том уровне, какого никогда раньше не мог добиться, потому что теперь в его распоряжении имелось то слово из древнего языка несупенов, которое служило началом ключа.
А Пинса, неожиданно, может быть, для себя самой, пустилась в объяснения. Резко все-таки она разговаривала с рабом, очень быстро она принялась рассказывать на ментальном уровне все то, что дважды чуть не ломало Ростика, сначала, когда Саваф принял
