читать друг друга, все же объсняетесь? Ведь если говорить с незнакомым человеком, у которого другой, неизвестный тебе опыт, и этот опыт не передается эмпатией, хотя бы в малой толике, даже знакомые слова становятся неизвестными.
Похоже, подумал Ростик, о герменевтике придется говорить. А что я в ней понимаю? Ведь не учился толком, даже читать мало получалось… Хотя, с другой стороны, если бы много читал, что бы стало с моими предвиденьями? Забил бы мозги разной шелухой, и готово – в Смагу мог бы превратиться. Или не в Смагу, но тогда – в Рымолова. Да, в него, скорее всего.
Декабрьский ночной ветер несильно, но все-таки трепал огонь факела, выставленного перед единственными воротами Чужого города Широв. Антиграв мягко завис перед ними, взметая мерзлый песок в разные стороны, потом опустился. Докай как очнулся.
– Что? Зачем мы тут, друг-Ростик?
– Не волнуйся, друг-Докай. Это город расы Шир Гошодов и Махри Гошодов, но тут есть и небольшая колония людей, ею руководит мой хороший приятель по имени Эдик Сурданян. Давай сходим к нему и посидим в тепле и относительном уюте.
– Зачем? В Одессе, как вы называете городок на берегу, было бы удобнее.
Но Ростик, пользуясь тем, что двигался чуть быстрее, чем неуклюжий в зимней одежде Докай, уже проскочил мимо вырчохов, которые с некоторой даже неохотой натягивали свои комбинезоны, готовясь выйти наружу, вылетел, словно пробка из бутылки, из нижнего люка антиграва и припустил к воротам. Умница-Лада посадила антиграв едва ли дальше чем в пятидесяти метрах от них.
Удары в створки из литого камня прозвучали резко. «А ведь я, пожалуй, нервничаю», – решил Ростик, но стучать принялся еще сильнее. Почему-то ему не давала покоя идея о том, что даже обычно нечувствительная к разным… хитростям наведенного порядка Лада чуть было не отвела летающую лодку вбок. Это было не случайно, ох как не случайно.
Крохотное оконце в воротах открылось, за ним открылось кошмарное лицо ширского стражника. Он посмотрел на Ростика, который что-то попробовал объяснять, а затем равнодушными, замедленными движениями приоткрыл одну створку.
– Впусти нас, друг Шир, – говорил Рост, протискиваясь в щель, опасаясь, что ее опять могут закрыть. – Мы ненадолго, посмотреть на наших…
– Люд, – Шир определенно не ожидал прилета антиграва этих взбалмошных людей, в общем-то, союзников, – я пошлю кого-нибудь доложить о тебе… Шир Марамоду.
Да, Марамод, старый знакомый, когда-то – почти друг, теперь же, принимая во внимание разные обстоятельства, возможно, совсем не друг. Нужно торопиться, решил Ростик.
– Вызывать его смысла не имеет… А вдруг он не захочет с нами встречаться? – Он лгал, как конокрад, продающий чужого коня. – Мы не надолго. Вы лучше приглядите за летающей бочкой, а то у нас некого оставить для ее охраны. Об остальном не беспокойся, друг Шир, мы дорогу знаем.
– Тогда пошлю кого-нибудь за вашим… люд С’рднян.
Ого, они даже Эдика величают на свой манер, наверное, слишком давно он тут живет. Но против этого протестовать было бы бессмысленно. Тем не менее пока все получалось лучше, чем Ростик мог бы надеяться.
Уже через несколько минут, вооруженный плещущим жидким пламенем факелом на длинном древке, он с Ладой, ничего не понимающим, но умолкнувшим Докай и обоими вырчохами топал по гулким, каменным улицам Чужого города. Чтобы Докай хоть немного успокоился, Ростик продолжал говорить:
– Мы открыли этот город почти сразу, как только были перенесены в Полдневье. Отношения складывались по-разному, но войны ни разу не было, мы соседи и друзья. Сколько же я тут не был? – сделал он задумчивый вид.
Они шли действительно не очень знакомыми Росту улицами, только бы не заблудиться, почти молился он. Они не заблудились. Главная площадь города открылась перед ними темнотою нежилых зданий, нигде не было видно ни единого огонька. Ох, Ширы, думал Рост, растительные существа, спать укладываются, едва выключается Солнце… Спокойнее, напомнил себе Ростик, я слишком разбрасываю мысли, наверняка кто-нибудь из местных вождей их уже почувствовал, а значит, времени осталось немного.
Они спустились вниз, по ступеням, которые иногда снились Ростику в беспокойных снах, потом прошли одним коридором, другим, оказались перед целенькими катковыми воротами. Когда-то с капитаном Дондиком они их подорвали гранатой, теперь ворота были отремонтированы, на их плоской поверхности, как и встарь, читались какие-то барельефы. Рост уперся в одну из створок. Ему на помощь тут же бросились вырчохи, Лада, на правах девицы, придерживала факел.
Створка зашуршала, словно мельница, которая молола зерно в муку, но отползла. Рост перехватил факел и шагнул вперед. Докай, все еще не вполне соображая, что происходит, последовал за ним, вырчохи почему-то принялись осматриваться, словно из темноты их могли неожиданно атаковать. Батат даже обхватила рукоять своей пушки.
Рост походил между плитками литого камня, сложенными штабелями, потом попытался сообразить, где же сверху свисает пустотелая сфера, пронизанная обозначением каменных стрел… И не сумел вспомнить. Потом почувствовал что-то странное сзади и оглянулся.
Чтобы не пропустить то, что он увидел, пришлось потопать назад, ко входу в зал. Хотя в этом зрелище не было ничего приятного.
Обычно невозмутимый, сдержанно-воспитанный Докай был в шоке. Он дрожал, у него в свете их единственного факела безумно горели глаза, а по подбородку текла слюна. Рост и не знал, что Докай может забыть закрыть рот.
Оба вырчохи тоже замерли, причем – буквально, как изваяния в полумраке. И по их ауре, ставшей вдруг вполне читаемой, становилось ясно, что сейчас, в этот самый миг они… или умрут от восторга, или превратяться… может быть, в Широв. В общем, с ними что-то дикое
