— Отец!..
Это был скорее вопль, чем возглас. Все всхлипывали от ярости. Старый Клапзуб не выдержал своего язвительного тона. Он растаял и размяк.
— Трубку Его английского величества я перекусил из-за вас. Черт побери, команда, что я скажу матери?..
Ребята не могли больше выдержать и выскочили наружу, где судья свистел уже сердито, а трибуны орали, требуя разгрома чехов. Прежде чем выйти из коридора, Тоник остановился:
— Ребята... Боже мой!..
Наступило последнее «быть или не быть!» Все чувствовали значительность его слов. Вытерли рукавом глаза и молча пожали друг другу руки. Это было больше, чем присяга.
И пошли играть.
Второй тайм был потрясающ и сокрушителен, как буря. Были моменты, когда австралийцы останавливались на бегу, чтобы посмотреть, что собственно происходит вокруг. Атака белых? Восемь человек вихрем носились по полю, и где-то между ними летал мяч, не видимый до тех пор, пока не попадал в сетку ворот. Защита? Одиннадцать человек, как белая стена. Комбинации? Их вообще не замечали. Их даже не видели среди этой бешеной гонки от ворот к воротам. На трибунах и в ложах народ почти не дышал. Это уже не одиннадцать игроков играли мячом. Мяч сам ожил, заколдованный, наделенный дьявольской волей победить во что бы то ни стало молодой континент. Мяч без конца метался, прыгал взад и вперед, вправо и влево, вверх и вниз, ускользал от австралийцев, льнул к белым, прыгал туда, где красных было меньше всего, лез вперед, то просто катился, то летел со свистом, этот маленький круглый дьяволенок, состоявший на службе у белой команды.
Первый гол был забит на третьей минуте. Он даже не был забит — просто Карлик внес его в ворота на груди. Второй гол забил Пепик после комбинации с крайними нападающими: поданный с края мяч, попрыгав на верхней планке, счастливо опустился к ногам Пепика. Третий гол забил Тоник с тридцати метров, когда никто этого не ожидал. Четвертый с угловой подачи забил головой Франтик. Самый красивый и удивительный — пятый — гол можно и сейчас увидеть в кинематографическом архиве Федерации. Это был пушечный удар Юрки, и вратарь, выскочив из ворот, упал прямо на мяч, но удар был настолько силен, что мяч, преодолев вес тела вратаря и инерцию его падения, повернул великана в воздухе на девяносто градусов. Когда несчастный упал на землю, он оказался уже не возле ворот, а перпендикулярно к ним; ноги — снаружи, туловище — в воротах, и мяч в его руках тоже находился там. Шестой гол обалдевшие австралийцы забили себе сами. Следующие четыре судья не засчитал якобы из-за положения «вне игры». Оставшихся восьми минут хватило на то, чтобы Пепик и Славик забили седьмой, восьмой и девятый голы.
— Отец, где ваш клуб тяжеловесов? — кричали сияющие клапзубовцы, проходя в раздевалку мимо председательской ложи.
— Они лопнули, мальчики, лопнули все до единого, окаянные чемпионы мира!
Так славно закончился матч на первенство мира, который клапзубовцы считали для себя последним.
Но они ошиблись.
XVI
У «Арго» — обыкновенного почтового парохода Тихоокеанской компании, который регулярно обслуживал линию Сан-Франциско — Окленд — юго-восточная Австралия, рейс был весьма беспокойный. Пароход отплыл из Гонолулу на Синдвичевых островах при хорошей погоде и по расписанию должен был через семь дней прибыть в Паго-Паго на острове Туту ила архипелага Самоа. На четвертый день «Арго» пересек экватор, но отметить это событие с соблюдением всех обычаев морякам и пассажирам не удалось, потому что утром начался шторм, который загнал всех пассажиров в каюты. Только самые выносливые, привязав себя кто к чему, остались на палубе и, сопротивляясь бешеным ударам ветра, наблюдали ярость страшных волн, которые налетали друг на друга и все вместе обрушивались на качающийся, дрожащий пароходик. Говорили, что никогда не бывало такой бури в этих широтах, куда муссоны, граница которых проходила на параллели острова Фиджи, не достигают. «Арго» с трудом пробивался сквозь взлетающие и падающие водные громады и под страшным натиском западного вихря не удержался на своем юго-западном курсе.
— Нас отнесло далеко на восток, — сообщил в полдень капитан В. Н. Гриндстон группе промокших и истерзанных ветром, но еще упорствующих пассажиров. — «Арго» — надежный пароход, но в такую бурю лучше идти по ветру.
— Здесь, по крайней мере, есть куда идти, — крикнул в ответ некий господин Скрудж, плывший по этому маршруту уже двадцать второй раз.
— Не хотел бы я оказаться сейчас между Новой Каледонией и Соломоновыми островами. Там нас давно разбило бы вдребезги.
Капитан Гриндстон только кивнул в ответ, затем приложил пальцы к фуражке и, воспользовавшись паузой между порывами вихря, направился к трюму. Но ушел он недалеко. Только что капитан прошел мимо каюты телеграфиста, как дверь ее распахнулась, и телеграфист позвал его к себе. Капитан пробыл там восемь минут и, выйдя, пошел уже не в трюм, а быстрым шагом направился к капитанскому мостику.
— Что-нибудь случилось, капитан? — окликнул его господин Скрудж, когда капитан проходил мимо пассажиров.
— Получил кое-какие известия, — крикнул капитан. — Спуститесь в салон, я приду туда и расскажу.
Все спустились вниз, где было душно, но можно было разговаривать, и стали ждать. Гриндстон пришел сравнительно скоро. Все налетели на него с расспросами Он сначала вынул из кармана бумагу и только потом ответил:
— Очень сожалею, господа, но нам придется еще задержаться. Я только что получил телеграмму: пароход «Тимор» просит помощи. Он налетел на рифы где-то вблизи острова Манихики.
— Вы, конечно, откликнетесь на их призыв, капитан? — спросил достопочтенный Г. Л. Фишер, который возвращался с канадского съезда Друзей всемирной благотворительности.
— Я уже отдал команду. Думаю, что никакой другой пароход не сможет помочь «Тимору».
— Когда вы рассчитываете подойти к нему? — спросил господин Скрудж.
— В лучшем случае завтра в полдень!
