сложного организма, как издательство.
'… Когда я пришел в издательство, сразу после 'перестройки', – рассказывал Владимир Васильевич, – здесь не оставалось практически ничего. Сразу стало понятно, что для того, чтобы издательству элементарно выжить, а потом начинать издавать книги, с которыми можно пробиться на рынок, нужны 'вливания'. Цифру я точно не помню, но в переводе на сегодняшние цены – примерно около миллиона рублей; или около того.
Кредит тогда взять было практически негде. Единственная организация, которая могла реально помочь умирающему издательству, была облисполком. Нашел я там одного дядечку – фамилию или должность даже не спрашивай, все равно никогда не скажу. Тем более что после него на этом посту сменилось поочередно пять или шесть человек. Так вот, один раз я повстречался с этим чиновником, второй… На третий или четвертый раз он мне твердо пообещал, что кредит для издательства даст. Ну, я обрадовался, конечно… Сидим, пьем чай, дальше разговариваем… И я смотрю, он стал ко мне подходить… То с одной стороны потрется… То с другой… Намекать стал…'
– На что? – задал свой очередной глупый вопрос бывший учитель физкультуры.
– На то самое! – вскипел Гленский. – В общем, пидором тот чиновник оказался…
– Ну, а как же кредит?
– А никак. В издательство я вкладывал свои деньги.
…Подробности той, давнишней беседы с редактором издательства 'Мангазея' Серега Быков еще раз 'прокрутил' в голове перед тем, как вновь подняться на второй этаж все того же старинного здания недалеко от железнодорожного вокзала. В прошлый раз, после длительной 'обработки', Серега так 'укатал' бедного редактора, что тот, скрепя сердце, согласился в частном порядке взять и прочитать многостраничный 'опус' новоявленного 'литератора'. 'Только я ничего не обещаю!' – сразу предупредил бывшего физрука Гленский. – Да времени свободного у меня очень мало. Так что наберись терпения месяца на три. Договорились?'
С того разговора прошло как раз три месяца. Слово свое главный редактор сдержал – книгу Серегину прочитал, и теперь был готов высказать по ней свое мнение.
Вот только какое оно, это мнение?
Гленский встретил Серегу не очень приветливо. Было видно, что он чем-то неприятно озадачен. Но, как правильно определил Серега – не содержанием 'р
…В общем, все оказалось не так плохо, как с замиранием сердца ожидал того Быков. Смысл рекомендаций главного редактора оказался прост: писать еще, пробовать посылать написанное в крупные московские издательства, которые издают фантастику. А там… Чем черт не шутит?…
– А чем вызвано ваше плохое настроение? – Задал, наконец, Быков свой вопрос, который давно уже вертелся у него на языке.
– Да, вот… – посетовал Гленский. – Тут праздник у меня. Юбилей, так сказать. Пятьдесят лет…
Только сейчас Серега обратил внимание на многочисленные поздравительные адреса, стоявшие в шкафу за спиной владельца издательства.
– Ну, и что же в этом плохого? – Искренне удивился Быков. Гленский посмотрел на него так, что Сереге сразу захотелось поискать себе стул в другом кабинете. Однако Владимир Васильевич ничего не сказал, ненадолго задумался…
– Все поздравляют, звонят, подарки дарят. Но ощущение при этом такое, как будто дерьма объелся.
– Это как?
– Да так… Впечатление такое, что жизнь на этом окончена… Все! Прошла жизнь. Помирать пора.
– Да ну… Вы бросьте хандрить. Это пройдет. Вон, у Вас 'свежая' грамота за футбол висит. Значит, до сих пор играете. Соберитесь с друзьями. Поиграйте в футбол, сразу забудете про свой 'юбилей'.
– Не знаю… Так, наверное, и сделаю…
Через неделю Быков почти случайно заглянул в издательство. Главного редактора он застал в его рабочем кабинете. Гленский был как всегда бодр, и даже весел. Но его левая рука была в гипсе, она была согнута в локте под прямым углом и покоилась на свежем, перетянутом через шею редактора белом бинте. У Сереги от удивления полезли на лоб глаза.
– А! Это? – В знак приветствия редактор махнул ему загипсованной рукой. – Это я в футбол играл. На соревнованиях ветеранов, в Академгородке. Вообще-то ветераны аккуратно играют. А тут чего-то 'затравились', 'завелись'…
Мяч был у меня, защитник подставил ногу под мяч, я это видел, но все равно пошел встык… Результат – перелом обеих лучевых костей.
Выглядел при этом главный редактор очень довольным, почти счастливым…
Очередной визит адвоката Певзнера в Октябрьское РОВД принес ему всего один, зато очень неприятный сюрприз.
В деле Чаркина появился свидетель.
За несколько дней, прошедших с момента его последней встречи с Романом Чаркиным, милицейская карательная 'машина' успела сделать еще один 'оборот', еще глубже затягивая в свои недра бывшего десантника, неосторожно попавшего между ее 'шестеренок'. Примерно в то же время, когда был задержан Чаркин, в руки октябрьских оперов за то, что в очередной раз вовремя не отметился, попал условно осужденный 30-летний наркоман, в последней стадии развития этой болезни. Жить ему, по мнению врачей, оставалось всего несколько месяцев. Опера это знали, показали ему 'дозу' и поставили условие: если он выступит свидетелем по 'делу Чаркина', то он гарантированно будет иметь эту 'дозу' два раза в сутки. Если откажется – то его условное отбывание наказания быстро переведут в реальное. Однако парень, не смотря на запущенную 'болезнь', до конца остатков порядочности еще не растерял. Да и обычный человеческий страх присутствовал – тоже: разве можно безнаказанно оговорить невиновного человека?
– Можно! – заверили его в милиции. А чтобы он не беспокоился за свою жизнь, которой и так осталось не очень много, ему рассказали, что в суде он имеет право давать показания так, чтобы его не видел обвиняемый, не знал его имени. В комнате рядом устанавливается телевизионный монитор, свидетель видит все, что происходит в суде, ему можно задавать вопросы. При этом голос свидетеля специальной аппаратурой искажается так, что узнать его невозможно. Имя свидетеля судье передается в запечатанном конверте, но вслух не оглашается.
Что касается показаний на предварительном следствии, – пояснили наркоману, – то здесь тоже будет все 'тип-топ'. Оказывается, есть такая норма Закона, которая позволяет не открывать имя свидетеля. Свидетелю присваивается псевдоним, под которым он и проходит по делу.
Однако парень пока так и не дал своего согласия.
Впрочем, Михаил знал, что наркомана рано или поздно 'дожмут'. Скорее всего, у того уже началась 'ломка', а это значит, что он за 'дозу' скоро будет готов подписать любые показания, вплоть до таких, которые подтверждали бы участие в убийстве не только его самого, но даже и его матери.
Как назло, в последние дни на глаза адвокату в газетах в основном стали попадаться заметки о людях, незаконно осужденных за преступления, которые они не совершали. Михаил понимал, что это – почти случайность. Пока у него не было подзащитного с именно такими
