слышал, а он все не выходит из моды.
– Боюсь, вся ваша биография свидетельствует, что вы слишком опасны, чтобы оставлять вас в живых, – а мне нельзя выбиваться из графика, – сказал Никодимус.
График? Значит, времени у него не так уж и много.
– Знаете, так я становлюсь очень несговорчивым. Не принимайте это как личное оскорбление.
– Ни за что, – заверил он меня. – Это нелегко для нас обоих. Я бы испробовал на вас разные психологические приемы, но, боюсь, я не в курсе последних достижений в этой области. – Он взял с блюдца тост и намазал маслом. – Хотя, с другой стороны, не так много психологов умеют править колесницами… в общем, я не ощущаю себя совсем уж ущербным.
Дверь снова отворилась, пропуская в помещение молодую женщину. У нее были длинные, спутанные со сна волосы, темные глаза и лицо слишком вытянутое, чтобы назвать его красивым. Красное шелковое кимоно она затянула поясом кое-как, так что при ходьбе оно то и дело распахивалось; белья под кимоно явно не было. Как я уже сказал, в Преисподней холодно.
Девушка зевнула и лениво потянулась, искоса поглядывая на меня.
– Доброе утро. – Говорила она с таким же странным, напоминающим британский акцентом.
– И тебе, малышка. Гарри Дрезден, полагаю, вас еще не представляли моей дочери Дейрдре.
Я всмотрелся в девицу, показавшуюся мне слегка знакомой.
– Боюсь, мы не встречались еще.
– Встречались, – возразила Дейрдре, потянувшись, чтобы взять из вазы спелую клубнику. Она вытянула губы трубочкой и откусила половину. – В порту.
– А-а. Мадам Медуза, полагаю? Дейрдре вздохнула.
– Так меня еще ни разу не называли. Как забавно… Можно, я убью его, папочка?
– Еще не время, – покачал головой Никодимус. – Но если до этого дойдет, он мой.
Дейрдре сонно кивнула.
– Я не опоздала к завтраку?
– Ни капельки, – улыбнулся ей Никодимус. – Можешь поцеловать папеньку.
Она уселась ему на колени и чмокнула в щеку. Язычком. Тьфу. Потом встала, Никодимус подвинул ей один из стульев, и Дейрдре села за стол.
– Как видите, стульев здесь три, – сказал Никодимус, усаживаясь на место. – Вы уверены, что не хотите отзавтракать с нами?
Я открыл было рот, чтобы сказать, куда он может засунуть свой третий стул, но запах еды остановил меня. Я вдруг ощутил отчаянный, болезненный, волчий голод. Вода сделалась еще холоднее.
– Что вы задумали?
Никодимус кивнул одному из громил. Тот подошел ко мне, на ходу доставая из кармана маленькую шкатулку, в каких обычно хранят драгоценности. Он открыл ее и потянул мне.
Я изобразил удивленный восторг.
– Ах как неожиданно!
Громила злобно на меня смотрел. Никодимус улыбался. В шкатулке лежала древняя серебряная монетка – такая же, как та, какую я видел в переулке у больницы. Только пятна на ней сложились в форме другого знака.
– Я вам нравлюсь. Ах как я вам нравлюсь, – произнес я без особого энтузиазма. – И вы хотите, чтобы я стал одним из вас?
– Ну, не хотите – не надо, – улыбнулся Никодимус. – Я предложил бы только, чтобы вы выслушали и нашу позицию, прежде чем примете решение бессмысленно умереть. Возьмите монету. Позавтракайте с нами. Мы можем поговорить. После этого, если не захотите иметь со мной дела, вы вольны уйти.
– Вы меня просто так и отпустите. Ну да, конечно.
– Примите монету – и я сомневаюсь, что смогу удержать вас.
– И что помешает мне тогда обернуть эту монету против вас?
– Ничего, – сказал Никодимус. – Однако я твердо верю в благосклонность человеческой натуры.
Черта с два он верил во что-нибудь!
– Вы что, серьезно думаете, что сможете убедить меня присоединиться к вам?
– Да, – кивнул он. – Я вас знаю.
– Боюсь, что плохо.
– Боюсь, что хорошо, – возразил он. – Я знаю о вас больше, чем знаете вы сами.
