Дейрдре.
В помещении воцарилась абсолютная тишина. Широ держал клинок у горла Дейрдре, Никодимус проделывал то же со мной. Маленький старый рыцарь казался уже не тем человеком, с которым я разговаривал совсем недавно. Нет, физически он не изменился, но держал себя совсем по-другому: лицо его застыло, как камень, который долгие годы сделали только крепче. Его движения напоминали танец – изящные, стремительные, ловкие. Взгляд сиял скрытой безмолвной уверенностью, руки казались пучком тугих, напряженных мышц. Лезвие меча блестело от крови в свете факелов.
Тень Никодимуса попятилась от старика еще дальше.
Наверное, ледяная вода в сочетании с внезапно вспыхнувшей надеждой опьянила меня. Я вдруг сообразил, что пою как безумный: «Тигр, о Тигр, светло горящий!»
– Заткнись, – коротко бросил мне Никодимус.
– Вы уверены? – спросил я его. – Но, конечно, если вы предпочитаете что-нибудь про Майти-Мауса… Хотя, на мой взгляд, «Тигр» подходит куда как лучше. – Никодимус нажал на нож чуть сильнее, но меня уже понесло, и я никак не мог остановиться. – Нет, правда быстро? То есть фехтовальщик из меня никудышный, но лично мне старик показался охренительно быстрым. А вам? Спорим, он махнет своим мечом, а вы и не заметите, пока у вас лицо от башки не отвалится.
Я услышал, как Никодимус скрипнул зубами.
– Гарри, – негромко произнес Широ. – Прошу вас.
Я заткнулся и продолжал стоять с приставленным к горлу ножом, дрожа от холода, боли и надежды.
– Чародей – мой, – произнес Никодимус. – Он сделал выбор. Тебе это известно. Он сам решил участвовать в этом.
– Да, – кивнул Широ.
– Ты не можешь забрать его у меня.
Широ покосился на разбросанных по полу громил, потом на пленницу, которую продолжал удерживать на полу.
– Может, да. А может, и нет.
– Только попробуй – и чародей умрет. Ты не можешь требовать для него избавления.
Секунду-другую Широ молчал.
– В таком случае мы можем совершить обмен.
Никодимус расхохотался:
– Мою дочь на чародея? Нет. У меня есть на него виды, и смерть его послужит мне – что сейчас, что позже. Причини ей хоть малейший вред – и я убью его здесь и сейчас.
Широ спокойно смотрел на динарианца:
– Я имел в виду не твою дочь.
Все внутри у меня как-то разом сжалось. Я почти услышал, как Никодимус улыбается.
– Умный ход, старик. Ты ведь знаешь, я не упущу такой возможности.
– Я тебя знаю, – кивнул Широ.
– Тогда ты знаешь и то, что твоего предложения мало, – сказал Никодимус. – И вполовину недостаточно.
На лице Широ не мелькнуло и тени удивления.
– А что предложил бы ты?
Никодимус понизил голос.
– Поклянись мне, что не предпримешь попытки бежать. Что не будешь призывать на помощь. Что сам не освободишься тайком.
– Чтобы ты удерживал меня годами? Нет. Но я даю тебе этот день. Двадцать четыре часа. Этого хватит.
Я осторожно – чтобы не порезаться – покачал головой.
– Не делайте этого. Я знал, на что иду. Майклу нужна ваша…
Никодимус врезал мне кулаком по почкам, и я задохнулся.
– Заткнись, – сказал он, повернулся обратно к Широ и медленно наклонил голову. – Двадцать четыре часа. Согласен.
Широ повторил его движение.
– А теперь освободи его.
– Очень хорошо, – произнес Никодимус. – Как только ты освободишь мою дочь и отложишь меч, я отпущу чародея. Обещаю.
Старый рыцарь только улыбнулся.
– Я знаю цену твоим обещаниям. А ты – моим.
