людей, меня они любят ненамного больше. Они пойдут за мной ради победы — но не ради резни.
— Все готово. Твои люди вычистят долину, принадлежавшую вашим отцам и матерям, а мой господин проследит за тем, чтобы ее вернули вам. Так он решил.
Губы Ацурака скривились в подобии презрительной ухмылки.
— Твой шо-вин. Шо-вин Аквитейна. Носишь ли ты его тотем?
Фиделиас, не задумываясь, кивнул.
— Я хочу видеть его.
Фиделиас вернулся к лошади, расстегнул одну из переметных сум и достал из нее кинжал, украшенная золотом рукоять которого заканчивалась печатью династии Аквитейнов. Он поднял кинжал повыше, чтобы дикарь мог лучше разглядеть рукоять.
— Что, доволен?
Ацурак протянул руку. Фиделиас прищурился.
— Так мы не договаривались.
Взгляд марата вдруг полыхнул яростным огнем.
— Как и о смерти моей чалы. Между твоим и моим народом и так много крови. Теперь ее еще больше. Ты отдашь мне тотем твоего шо-вина. А я выполню свою часть уговора.
Фиделиас нахмурился. Потом небрежным движением снизу вверх кинул кинжал в ножнах марату. Ацурак поймал его не глядя, кивнул, повернулся и зашагал обратно в лес. Спустя несколько мгновений и он, и его птица исчезли в кустах.
С минуту Олдрик смотрел вслед вождю дикарей, потом оглянулся на Фиделиаса.
— Именем фурий, хотелось бы мне знать, понимаешь ли ты, что делаешь?
Фиделиас посмотрел на него, принимая решение к действию, но сдержался, отвернулся и застегнул сумку.
— Ты его слышал. Что-то его напугало. Не отдай я ему кинжал, он бы не остался.
Олдрик нахмурился еще сильнее.
— Это оружие-символ. По нему легко добраться до Аквитейна. Этот тип — вождь. Ему предстоит биться во главе своей орды…
Фиделиас стиснул зубы и заставил себя успокоиться.
— Да, Олдрик, — произнес он терпеливо, словно разговаривал с малолетним. — Это возможно. Да, Олдрик, он будет биться. Поэтому нам нужно как следует, черт подери, постараться, чтобы выступление увенчалось успехом. — Он забросил переметную суму на спину лошади. — Когда мы захватим долину, нам будет все равно, какие игрушки есть у маратов. Все придет в движение, а в большой политике будет не до мелочей вроде этой.
Олдрик схватил Фиделиаса за плечо и резким движением повернул лицом к себе. Взгляд мечника стал холодным, как его оружие.
— А если нет, это улика. Если об этом пронюхает Сенат, они выдвинут против него обвинения. В измене, Фиделиас. В измене.
Бывший курсор опустил взгляд на руку Олдрика. Потом посмотрел тому прямо в лицо. Несколько секунд он молчал, глядя ему в глаза.
— Ты гениальный боец, Олдрик, — произнес он наконец. — Ты можешь убить меня прямо здесь и сейчас, и мы оба понимаем это. Но я слишком давно играю в эти игры. И мы оба знаем, ты не сможешь сделать этого прежде, чем я среагирую. И что мечник из тебя будет хуже, если ты лишишься руки. Или ноги. — Он сделал паузу, дав этим словам отпечататься в сознании, и земля между ними слегка дрогнула, когда Вамма пошевелилась. Фиделиас заговорил чуть тише — таким тоном он обращался, например, к человеку, приказывая тому выкопать себе могилу: — Решай. Танцуй или не мешайся под ногами.
Последовала минута напряженного молчания. Мечник первый отвел взгляд в сторону, приняв свою обычную, чуть расслабленную позу. Он поднял оставленный маратом меч и снова посмотрел в лес, куда ушел Ацурак. Фиделиас негромко вздохнул и подождал, пока биение пульса не замедлится до обычного. Потом повернулся и сел на коня, сложив руки на луке седла, чтобы те не дрожали.
— Это риск, но необходимый. Мы примем меры предосторожности.
Олдрик мрачно кивнул.
— Какие меры?
Фиделиас мотнул подбородком в сторону меча.
— Начнем с тех двоих, которые видели в долине марата. Если меч принадлежал отставному разведчику, тот может догадаться, что происходит.
Одиана подогнала свою лошадь к лошади Олдрика, взяла ее за поводья и повела через поляну к месту, где стоял мечник. Тот вскочил в седло и спрятал меч в переметную суму.
— Ну, найдем мы их. И что?
Фиделиас повернул лошадь и поехал обратно, огибая гору на некотором расстоянии от подножия — в направлении тракта, где у них было больше шансов найти людей, возвращающихся от горы. Да и до ближайшего стедгольда добраться проще.
— Мы выясним, много ли им известно.
— А если им известно слишком много? — допытывалась Одиана.
Фиделиас посмотрел на свои перчатки и стер с правой пятно подсыхающей крови.
— Сделаем так, чтобы они молчали.
ГЛАВА 14
— Вот так все и вышло, — вздохнул Тави. — Только раз и соврал по мелочи, а с этого все началось. Я всего-то хотел пригнать своих овец домой. Доказать дядьке, что я могу справляться без посторонней помощи. Что я могу вести себя по-взрослому, ответственно.
Он содрал с ярко-оранжевого плода кожуру и бросил ее в растущую у бассейна зелень. Судя по понурой физиономии, он пребывал в полном расстройстве.
— Выходит, у тебя вообще нет фурий? — потрясенно переспросила рабыня. — Ни одной?
Тави ссутулился еще сильнее и плотнее запахнул алый гвардейский плащ, словно ткань его могла защитить от безжалостной правды. В голосе его, когда он заговорил, послышалась горечь.
— Ну да. И что? Я и так хороший пастух. Лучший из подпасков во всей долине — с фуриями или без.
— Ох, — спохватилась Амара. — Я не хотела…
— Никто не хочет, — буркнул Тави. — Но все делают. Смотрят на меня как на… как на калеку. Как на хромого, хотя я бегаю не хуже любого другого. Как на слепого, хотя я вижу все. Что бы я ни делал, как бы хорошо ни получалось, все смотрят на меня одинаково. — Он покосился на нее. — Как ты сейчас, — добавил он.
Амара нахмурилась и встала, поправив на коленях драное платье и позаимствованный плащ.
— Извини, Тави, — сказала она. — Я понимаю, это… это необычно. Я никогда раньше не слышала о таких проблемах. Но ты ведь еще совсем молод. Может, ты просто еще не дорос до этого. Сколько тебе сейчас? Двенадцать? Тринадцать?
— Пятнадцать, — буркнул Тави и вздохнул, упершись подбородком в колени.
Амара зажмурилась.
— Ясно… И ты переживаешь из-за службы в легионах?
