— Ничего. Если не считать того, что я попал в плен, избит и ожидаю допроса с пристрастием. Это тебе стоит тревожиться.
Амара сглотнула слюну.
— Это еще почему?
— Мне кажется, это можно расценить как провал выпускного экзамена.
Амара почувствовала, как рот ее, несмотря на обстоятельства, кривится в ухмылке.
— Нам надо бежать.
Фиделиас тоже сделал попытку улыбнуться. От усилия разбитая губа снова начала кровоточить.
— Мысль неплохая… только боюсь, шанса выполнить ее тебе не дадут. Эти люди свое дело знают.
Амара попробовала пошевелиться, но из земли вырваться не смогла. Все, что ей удалось, — это высвободить руки, но даже так они остались сплошь покрытыми грязью.
— Циррус, — прошептала она, пытаясь мысленно связаться со своей фурией. — Циррус, выдерни меня.
Ничего не произошло.
Она попыталась еще раз. И еще. Ее фурия не отозвалась.
— Грязь, — выдохнула она и закрыла глаза. — Земля противостоит воздуху. Циррус меня не слышит.
— Верно, — подтвердил Фиделиас. — Меня Этан или Вамма тоже не слышат.
Он потянулся носками ног к земле, но так до нее и не достал. От досады он пнул ногой железный прут клетки.
— Значит, нам нужно придумать, как выбраться.
Фиделиас закрыл глаза и медленно вздохнул.
— Мы проиграли, Амара. Мат.
Слова эти били по ней тяжелыми молотами. Холодные. Тяжелые. Простые. Она сглотнула, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и сразу же разозлилась на себя, сморгнув их. Нет. Она — курсор. Если ей и суждено умереть, она не доставит врагам Короны удовольствия любоваться ее слезами. На короткое мгновение ей вспомнился дом в столице, семья, которая жила не так и далеко — в Парсии, на побережье. Ей снова пришлось сдержать слезы.
Она старательно задвинула все воспоминания по одному в дальний уголок сознания. Ее мечты. Ее надежды на будущее. Друзей, которых она завела в Академии. Потом она заперла их там покрепче и открыла глаза — сухие, без единой слезинки.
— Чего им нужно? — спросила она у Фиделиаса.
Ее наставник покачал головой.
— Не знаю точно. С их стороны это не самый умный ход. Даже при всех этих предосторожностях стоит хоть чему-то пойти не так, и курсор может улизнуть и не даваться им до тех пор, пока жив.
Клапан палатки откинулся, и вошла Одиана. Подол ее юбки поднял с пола облачко пыли, ярко вспыхнувшей в солнечном свете.
— Ну что ж, — сказала она. — Вот мы это сейчас и исправим.
Следом за ней вошел Олдрик, заслонив на мгновение свет; за ним — пара легионеров. Олдрик махнул рукой в сторону клетки, и те подошли к ней, продели в кольца у ее основания свои копья и оторвали ее от земли.
Фиделиас пристально, исподлобья посмотрел на Олдрика, облизнул пересохшие губы и оглянулся на Амару.
— Не упорствуй в своей гордыне, девочка, — сказал он, когда солдаты понесли его к выходу. — Ты не проиграла до тех пор, пока жива.
И его вынесли.
— Куда вы его тащите? — спросила Амара, переводя взгляд с Олдрика на Одиану и обратно и прикладывая все усилия к тому, чтобы голос ее не дрожал.
Олдрик вытащил меч из ножен.
— Старик нам больше не нужен, — бросил он и вышел из палатки.
Мгновение спустя снаружи послышался звук, словно нож воткнули в спелый арбуз. Амара услышала, как Фиделиас негромко охнул на выдохе, словно пытался удержать крик, но не смог. Потом что-то стукнуло о прутья клетки.
— Заройте это, — приказал Олдрик и, так и держа меч в руке, вернулся в палатку.
На клинке алела кровь.
Амара не могла отвести взгляда от меча, от крови своего наставника. Все это как-то не укладывалось у нее в сознании. Она просто не могла поверить в факт смерти Фиделиаса. Все должно было быть совсем по-другому. Их план должен был защитить их обоих. Он должен был помочь им проникнуть в лагерь, а потом благополучно из него выбраться. Всего этого не должно было случиться. В Академии так никогда не бывало.
На этот раз ей не удалось удержать слез, задвинуть лицо Фиделиаса в тот темный чулан ее сознания, где уже находилось все, что было ей дорого. Наоборот, все это вырвалось обратно, на волю, а вместе с этим хлынули и слезы. Амара больше не чувствовала себя ни умной, ни опасной для врагов, ни хорошо подготовленной. Она была окоченевшей. И грязной. И усталой. И совсем, совсем одинокой.
Одиана неодобрительно хмыкнула что-то и поспешила к Амаре. Она опустилась рядом с ней на колени, держа в руке сухой платок, которым она вытерла с ее лица слезы. Пальцы ее были мягкими, нежными.
— Так ты грязь смываешь, милочка, — мягко произнесла она.
И все с той же улыбкой, глядя ей в лицо, втерла ей в глаза пригоршню грязи.
Амара вскрикнула и, вскинув руку, попыталась отбиться, но справиться с водяной ведьмой не смогла. Она попробовала впиться той в горящие глаза покрытыми грязью пальцами, но и это не помогло. Страх и горечь обернулись приступом ярости, и она начала визжать. Она обрушила на своих мучителей все оскорбления, какие пришли ей в голову, все проклятия, какие слышала за свою жизнь. Она выла волчицей, она всхлипывала, и смешанные с землей слезы жгли ей глаза. Она колотила руками по земле и билась, пытаясь вырваться.
А в ответ ничего, тишина.
Злость Амары сошла на нет, забрав с собой и остаток сил. Она содрогалась от рыданий, которые силилась сдержать, скрыть от них. Это ей не удалось. Лицо ее пылало от стыда, и она понимала, что вся дрожит от холода и страха.
Она поморгала еще немного и постепенно вновь обрела способность видеть — только для того, чтобы разглядеть Одиану, стоявшую перед ней. Совсем близко, но вне пределов досягаемости. Та отступила на шаг и босой ногой швырнула ей в глаза новую порцию земли. Амара успела отвернуться и зажмуриться, потом упрямо посмотрела ей в глаза. Одиана злобно зашипела и отвела ногу для нового удара, но ее опередил оклик Олдрика.
— Довольно, милая.
Водяная ведьма бросила на Амару кровожадный взгляд и отошла от нее, встав за спиной сидевшего на стуле Олдрика и положив руки ему на плечи. Воин сидел, положив меч на колени. Он вытер клинок тряпкой и бросил ее на землю. Тряпка была красной от крови.
— Объясню все как можно проще, — произнес Олдрик. — Я буду задавать тебе вопросы. Ответь на них правдиво, и я сохраню тебе жизнь. Солги мне или откажись отвечать — и с тобой случится то же, что со стариком. — Он перевел взгляд с меча на Амару; лицо его
