— Как Вам будет угодно, — сказал Никодимус. Он махнул рукой и тени — поправлюсь, его тень вдруг отступила от разрушенной башни маяка.
Красный свет заполнял это место, изливаясь из знаков и символов самого большого и замысловатого круга, который я когда-либо видел, а я видел разные, в том числе сделанные из серебра, золота и драгоценных камней. Этот круг включал в себя все, виденное мной ранее, и еще там были гротескные фигурки, издающие звук звенящие вилки и трубные колокольчики; и свет, сфокусированный призмами и кристаллами и разложенный на множество цветов, вырисовывавший совершенные геометрические формы вокруг круга.
Внутри круга была Ива.
В свое время я видел множество извращений, но легче от этого не становится. Люди Ника использовали все классические приемы и добавили кое-что свое, чтобы сломить ее. Для начала они раздели Иву, что уже было жестоким при такой погоде. Они обрили ее налысо, оставив пару маленьких золотых кудряшек. Она плавала там в позе зародыша, медленно крутясь. Ее глаза были закрыты, а на лице застыло выражения ужаса и потерянности.
Снаружи они посадили на цепь несколько ужасных охотничьих чудищ, безволосых существ, не похожих ни на что в царстве животных, размером где-то между пантерой и волком. Существа выглядели голодными, и пристально смотрели на летающую закуску. Одно из них рыкнуло и прыгнуло на всю длину цепи, попытавшись откусить кусок уязвимой плоти девочки. Достать ее оно не смогло, но Ива содрогнулась и пискнула.
Пока она крутилась и вращалась — явный отголосок того, что она сделала с Магогом в Аквариуме, — я заметил множество маленьких царапин и синяков, свидетельство множества мелких жестокостей. Они должны были казаться просто кошмаром ребенку, который никогда не испытывал реальную собственную боль. Все это — боль, беспомощность, унижение, — все это должно было казаться Иве особенно ужасным, ведь для нее это было новостью. Если бы я сказал в отношении ребенка, что боль — это часть человеческой жизни, я бы был лицемером.
Некоторые вещи просто не должны случаться.
— Вот, видите? — сказал лорд динарианцев. — Живая и здоровая, как и договаривались.
Я глянул на Никодимуса, которого от взбучки отделяло каких-то десять секунд…
…и уловил в его глазах нечто, похожее на удовлетворение, и это в одно мгновение охладило мой пыл.
Заключение Ивы было направлено не только на то, чтобы она впала в состояние, в котором можно было бы манипулировать ею.
Оно было направлено также на манипулирование мною. В конце концов, я ведь уже когда-то оказывался в подобной ситуации.
Для динарианцев было недостаточно просто заполучить Меч. Они бы все равно не смогли бы сломать Фиделаккиус, также как и Церковь не могла сломать или расплавить тридцать серебряных монет. Сила Меча была не только физической, и пока его носил человек чистый душой и сердцем, требовалось нечто большее, чем физическое воздействие, чтобы сломать его.
А вот если вручить Меч, к примеру, колдуну, о котором известно, что в прошлом он уже использовал его в корыстных целях, о ком известно, что он обладает дурным характером, о ком известно, что однажды он случайно потерял его, и который в гневе может сжечь пару зданий — это бы кардинально изменило ситуацию. Поставьте его в сложную ситуацию, дайте причину злиться, подкиньте ему могущественное магическое оружие — и от отчаяния он вполне может использовать его, несмотря на то, что будет исходить из не самых чистых побуждений. Ведь я пришел сюда с миром, движимый целью обменять Меч на жизнь ребенка. Если я возьму Меч и использую для нападения на Никодимуса и компанию, я, как меченосец, предам Фиделаккиус, Меч Судьбы.
В тот же момент Меч станет обычным мечом — предметом из стали и дерева. После этого Никодемус и его сумасшедшая семейка смогут уничтожить это оружие. То есть, для того, чтобы уничтожить Меч, им нужен был кто-то, способный совершить подобную ошибку, кто-то, способный сделать такой выбор, все равно, как носящий монету может принять решение выбросить ее, чтобы освободиться от Падшего. Им нужен был кто-то с правом на Меч, способный отказаться от этого права.
Однажды я уже совершил такую ошибку, когда Майкл вынужден был дать мне Амораккиус на время. Я использовал Меч Любви, чтобы спасти свою задницу из ситуации, в которую впутался сам и чуть не разрушил его. И разрушил бы, если бы не вмешательство моего брата, правда, я тогда еще не знал о нашем родстве. А Томас знал. Он присматривал за младшим братом еще тогда.
Не поймите меня превратно. Временами я бываю несколько туповат — особенно когда дело касается женщин. Но я не настолько глуп, чтобы повторить такую серьезную ошибку.
Но …
Никодимус ведь не знал, что однажды я уже совершил ее, не так ли?
О, меня он знал довольно хорошо. Он знал, как сильно он взбесил меня тем, что они сделали Иве — и он рассчитывал, что я среагирую согласно своей природе, и тем самым помогу ему разрушить Фиделаккиус.
Я затеял опасную игру, пойдя против такого старого противника, как Ник, но кто не играет, тот и не выигрывает — и мне нужно было еще немного времени, чтобы удостовериться, что оба наших приза здесь на месте, прежде чем начать действовать.
Поэтому я решил подыграть ему.
Я ударил о землю посохом в левой руке, правой ухватился за рукоять Меча и прорычал,
— Вытащи ее оттуда, Никодимус, сейчас же.
Они рассмеялись надо мной, все вместе, мягко и оскорбительно. Это звучало бы отрепетированно, если бы не было так слаженно. А так это выглядело, как будто они занимались этим годами, и у них очень естественно получилось.
— Гляньте на его лицо, — промурлыкала Тесса, хихикающая девочка-подросток, — Оно прямо красное.
Я стиснул челюсти так сильно, как мог. Мне не требовалось особого труда, чтобы притворяться злым, но я использовал все свое актерское искусство. Подавись, Сэр Йен.[81] Затем вытянул Меч на пару дюймов из ножен:
— Предупреждаю, — пригрозил я, оглядываясь по сторонам, — Отпустите девочку, а не то худо будет.
Мое актерское мастерство было на высоте. Позади раздался полный тревоги голос Майкла,
— Гарри, — сказал он, — подожди.
Не обращая внимания на Майкла, я продвинулся вперед еще на пару шагов, вытаскивая Меч. Фиделаккиус был классической катаной, с ножнами, выглядящими как старая трость. Пока он был у меня, я содержал клинок в чистоте и периодически смазывал его. Он вышел из ножен без звука, и холодно засиял в фиолетовом свете костра.
— Я принес Меч, — сказал я Никодимусу, с угрозой в голосе, — Видишь? Ты же этого хотел? В обмен на девочку?
Его глаза сузились, когда он смотрел на клинок, и я впервые заметил, что он тоже носил меч на бедре, как, кстати, и Тесса. Супер! Я сделал себе заметку не вступать с ними в бой на мечах. Я большой и быстрый, и могу дотянуться за полстраны, но когда дело доходит до серьезного боя на мечах, я просто мелкота по сравнению с настоящим фехтовальщиком,
