Продажная шкура

Она еще раз промыла и продезинфицировала ранку. Мыш дергался и кричал — таких полных боли звуков я от него еще не слышал.

— Прости, — пробормотала Молли, смахивая слезы. — Прости.

Разрез оказался длинным — ей пришлось сделать три стежка. Молли сделала их как могла быстрее, чтобы не мучить Мыша. Потом еще раз продезинфицировала шов и накрыла его тампоном, который приклеила к выбритой коже медицинским пластырем.

— Все, — тихо произнесла она, наклонилась и зарылась лицом в густую шерсть на шее у Мыша. — Все. Теперь все будет хорошо.

Мыш очень осторожно повернул голову, ткнулся носом ей в руку и несколько раз стукнул хвостом по полу.

— Мёрф, — сказал я. — Оставишь нас на минуту?

— Конечно, — тихо отозвалась она. — Я все равно собиралась выйти позвонить. — Она кивнула мне и вышла на улицу, не забыв по дороге прикрыть дверь из гостиной в мою маленькую спальню, где лежал Морган.

Я сидел рядом с Мышом, гладя его по тяжелой башке.

— Ладно, — сказал я Молли. — Что случилось?

Она выпрямилась и посмотрела на меня. Вид у нее был такой, словно ее вот-вот стошнит. Из носа текло.

— Я… я вдруг подумала, Гарри, что… ну, если предатель действительно хотел, чтобы все в Совете друг другу глотки перегрызли, лучший способ добиться этого — заставить одного из них совершить что-нибудь такое… непростительное. Ну, например, заставить Моргана убить Чародея Ла Фортье.

— Ба, — сказал я. — И как это мне ни разу в голову не приходило, хоть я тебя и старше, и занимаюсь этим со времен, когда ты под стол пешком ходила, а ты в этом бизнесе меньше четырех лет.

Она покраснела.

— Да. Так. Только потом я подумала, что лучший способ использовать такое влияние — это попробовать его не на Моргане, — продолжала она. — А на людях, которые должны на него охотиться.

Я повел бровью.

— Ладно, — кивнул я. — В этом месте мне полагалось бы спросить тебя, понимаешь ли ты, насколько трудно манипулировать волей и разумом любого мало-мальски зрелого человека. Большинство чародеев, достигнув восьмидесяти- или столетнего возраста, считаются более или менее иммунными к такого рода фокусам.

— Я этого не знала, — покорно сказала Молли. — Но… то, о чем я говорю, не требует серьезных изменений психики. Это не должно быть заметным. Не обязательно ведь превращать человека в законченного психа и убийцу. Ну, то есть я хочу сказать, это было бы слишком очевидно, да? Вместо этого вы бы постарались просто… чуть-чуть изменить людей, преследующих Моргана, чтобы они были немножко больше похожими на то, какими вы бы их хотели видеть.

Я прищурился. Интересный ход мысли.

— Например?

— Ну… — пробормотала она. — Если кто-то изначально вспыльчив и готов лезть в драку, вы бы усиливали эту сторону его характера. Придали бы этому больше значимости, чем это было бы без постороннего вмешательства. Если кто-то предпочитает политические маневры, чтобы добиться преимущества в той или иной ситуации, вы выставляете на первый план именно это свойство. Если кто-то чем-то недоволен, обижен, вы делаете акцент на этих мыслях, эмоциях, чтобы он действовал, исходя из них.

С минуту я обдумывал ее слова.

— Так, во всяком случае, сделала бы я, — добавила Молли, потупившись.

Я внимательно посмотрел на девушку, которую обучал своему ремеслу. Обычно при взгляде на Молли я видел ее улыбку, ее чувство юмора, юность, веселье. Она дочь моего близкого друга. Я хорошо знаю ее семью и часто бываю у них. Я видел ее старание в учебе, ее огорчения, ее радости.

Но никогда до той минуты я не видел в ней того, кто в один прекрасный день может превратиться в довольно жуткую личность.

Я вдруг понял, что улыбаюсь — с некоторой горечью, но улыбаюсь.

И кто я такой, чтобы кидать камень?

— Возможно, — произнес я наконец. — Только доказать такое было бы чертовски трудно.

Она кивнула.

— И если такое использовали, есть только один человек, способный быть идеальной целью. — Я покосился на Люччо. Она спала, чуть приоткрыв рот. Она даже пускала пузыри — так, совсем капельку. Это было необычно и трогательно.

— Угу, — снова кивнула Молли. — Но она ни за что не дала бы мне заглянуть. Вы же знаете, что не дала бы.

— И правильно бы сделала, — заметил я.

Молли на мгновение стиснула зубы.

— Я знаю.

— И ты решила, что заглянешь, пока все спят или без сознания, — сказал я. — Чтобы тебя не схватили за руку.

Она пожала плечами.

— Убедила себя в том, что поступаешь правильно, — продолжал я. — Только заглянешь чуть-чуть — и назад.

Она зажмурилась.

— Я… Гарри, а что, если она с вами не до конца честна? Что, если все это время она держалась ближе к вам, потому что не доверяет вам? Что, если она как Морган — только умеет лучше это скрывать?

— Ты не понимаешь, что говоришь, — сказал я.

— Нет? — Она встретилась со мной взглядом. — Чьим он был учеником, Гарри? Кто научил его быть вот таким? Кого он сделал своим идеалом — настолько, что постарался стать ее подобием?

Я промолчал.

— Вы что, — продолжала настаивать Молли, — взаправду думаете, что она совсем не знала, как с вами обращался Морган?

Я сделал глубокий вдох.

— Да, — ответил я. — Я так считаю.

Она тряхнула головой.

— Вам лучше знать.

— Нет, — сказал я. — Не верю.

— А надо бы, — упрямо выпалила она. — Я не могла допустить даже малой возможности того, что она позволит вам погибнуть вместе с Морганом. Мне надо было знать точно.

С минуту я молча смотрел на нее. Потом покачал головой.

— Я всегда знаю, когда испытываю искушение сделать что-то очень, очень неправильное, — сказал я наконец. — Стоит мне начать предложение со слов вроде «я никогда, ни за что не сделаю этого, если…» Или «я понимаю, что это нехорошо, но…» Вот эти «но» или «если» и настораживает.

— Гарри… — начала Молли.