ненависти она не испытывала, как мне показалось в первой проверочной. Сейчас ею двигал лишь интерес пресытившегося на работе скукой офицера. Я меланхолично пожал плечами.
– Так получилось.
Дальше шли молча, петляя по коридорам, останавливаясь перед гермозатворами, куда моя спутница прикладывала руку с браслетом, после чего они отъезжали вверх или в сторону.
– Как все запутано! – усмехнулся я, не выдержав, кивая на один из следующих коридоров за очередным затвором. – Если не знать, что тут где, враз потеряешься!
– Не потеряешься. Тут все под наблюдением, – ответила моя спутница. – Ты потеряешься, но тебя быстро найдут. К тому же, не так тут все запутано. Если знать, где что – не заблудишься.
Понятненько.
Мы подошли к двери, которая, судя по всему, и была нашей целью. Сеньора майор вновь приложила браслет, дверь открылась. Вошли.
И оказались в большой просторной светлой комнате с длинным столом из натурального дерева, во главе которого сидела…
…Красивая сеньора с белыми, точнее золотыми волосами, которой я бы дал не больше тридцати, но которой было однозначно больше. На сколько – затрудняюсь предположить, но не меньше сорока. Просто очень хорошо, великолепно сохранившаяся сеньора!
Одета она была в форменную белую блузку ангелов со взлетающим кондором на шевроне и золотой короной в виде эмблемы на кармане. Рядом с нею на стуле висел форменный же белый китель, на котором отчетливо выделялись золотые погоны полковника. Волосы ее, такие же золотые, волнами спускались на плечи. Мод. Очень красивая мод! И в отличие от Бэль и Сильвии, цвет ее кожи был отнюдь не смуглый, а молочно-белый, невероятно редкий. На губах сеньоры играла добродушная улыбка, но я бы не стал расслабляться – было что-то в ней эдакое, колючее и бескомпромиссное. Опасная, весьма опасная сеньора! Судя по всему, внутри она не злая, но строгая – к тем, кто оступился вряд ли проявит снисхождение.
Строгая сеньора кивнула моей провожатой, та молча кивнула в ответ и удалилась. Люк закрылся. Мы остались наедине.
Молчание. Я стоял на том же месте, не смея двигаться, она смотрела на меня, не проявляя эмоций, делая какие-то выводы по моей внешности.
Перед сеньорой лежали отнятые у меня вещи – браслет, навигатор и папка с документами. Открытая папка. Невдалеке стояла большая ваза с натуральными фруктами – бананы, яблоки, ананас, персики, что-то еще, мне незнакомое. Я непроизвольно сглотнул – нам с мамой такая роскошь не по карману. Нет, иногда мама позволяла себе купить подобное, не часто, по праздникам, но не в таком количестве.
– Угощайся, – услышал я довольный голос. Мягкий, какой-то бархатистый. Но одновременно грубоватый, с хрипотцой. Я вновь сглотнул – неужели смотрел настолько жадно? Позорище!
Сеньора полковник явно получала удовольствие от моей неловкости. Наконец, указала мне на кресло недалеко от себя.
– Присаживайся, Хуан Шимановский.
Я сел. Она достала из ящика стола перед собой сигарету, зажигалку, подкурила и смачно затянулась вонючим дымом с запахом ментола. Как можно потреблять эту гадость? Я не про ментол, про табак. И тут же понял, что не так у сеньоры с голосом – последствие такого употребления. Наверху, в потолке, зажужжала автоматически включившаяся вытяжка.
– Сразу первый же вопрос: почему при такой фамилии у тебя такое странное имя?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Это надо спросить у мамы. Наверняка, что-то связанное с отцом, но я не знаю своего отца. Не знаю ни кто он, ни даже его имени.
– Печально… – потянула сеньора. – Меня зовут Мишель, Мишель Тьерри, я возглавляю корпус телохранителей. Как считаешь, в мою компетенцию входят кадровые вопросы?
Я вновь пожал плечами – мне это начало уже надоедать, но иной реакции на шпильку не придумал.
– Сеньора, поймите меня правильно, я не хочу относиться к вашим офицерам с вызовом, или ни дайте боги, неуважением, просто мне хотелось, чтобы меня банально выслушали, а уже потом вышвыривали.
Она кивнула.
– Считай, у тебя получилось. Я тебя слушаю.
– Я… – я раскрыл рот и понял, что растерялся. Сеньора Тьерри вновь улыбнулась.
– Куришь? – кивнула мне. Я отрицательно покачал головой.
– И вам не советую. Вредно это.
Она засмеялась.
– Мальчик, все мы сдохнем. Кто-то раньше, кто-то позже. Позволь уж мне самой решать, какое удовольствие и в каком количестве перед этим я получу.
Я опасливо заткнулся. Нашел кому морали читать, о вреде курения! Сеньора мои волнения заметила и вновь улыбнулась.
– Ты остановился на том, что не знаешь своего отца.
Я кивнул.
– Да, я не знаю, кто он, а мать не говорит. Никаких документов с его именем нет, везде фигурирует только мать. Это ее фамилия, Стефания Шимановская, потому такой казус с именем. Я даже не похож на нее нисколько, весь в неизвестного мне отца!
– Бывает, – потянула сеньора, выпуская ароматно-удушающую струю дыма. – Она полячка?
Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я кивнул.
– Да, но не из Полонии, а из русского сектора. Она в большей степени русская, чем полячка. Я даже языка польского не знаю.
– Значит, ты у нас русский, Хуан Шимановский? – ее глаза засмеялись. Я задумался.
– Наверное, нет, сеньора. Я в гораздо большей степени латинос, хотя язык знаю. Меня так воспитала мать.
– У тебя очень мудрая мать! – усмехнулась вдруг сеньора, туша остаток сигареты в красивой фарфоровой пепельнице в виде большого китайского дракона. – Очень правильно поступила.
Я вдруг почувствовал, что она говорит предельно серьезно.
– Почему?
Любопытство когда-нибудь меня погубит, но надеюсь, не скоро. Сеньора Тьерри бегло пожала плечами, не желая развивать эту тему.
– Потом поймешь. Как ты к ней относишься?
Пауза.
– В смысле? – не понял я.
– В смысле ее прежней профессии. Как ты относишься к ней из-за этого?
Я решил последовать предостережению внутреннего голоса, отвечать четко, как есть, не юля. В конце концов, это не так уж и важно. Главное, кто я сейчас, кем меня мать вырастила и воспитала, а не то, чем она когда-то занималась и кто мой отец.
– Раньше комплексовал из-за этого. Но сейчас смирился. Я люблю ее и уважаю. Она – мать, и вырастила меня неплохим человеком, что бы ни было раньше. А все остальное не главное в жизни, ведь так?
Сеньора удовлетворенно кивнула.
