– Помилуйте, Аверьяныч, вы в это верите?
– А знаешь ли ты, что в нашей фирме есть целый отдел экстрасенсов? – вдруг разоткровенничался «отец родной». Но Цигеля поразило лишь слово «фирма» – нечто новое в лексиконе органов, пытающихся, очевидно, шагать в ногу со временем.
– А, ладно, чего там, – внезапно с непривычной дрожью в голосе произнес Аверьяныч.
Этот жестокий тип с холодно-безжизненными глазами вербовщика, асс в деле ловли человеческих душ, неожиданно скис, выказав свое человеческое нутро, пусть и гнилое, но хотя бы вызывающее жалость, а не внутреннюю ненависть жертвы.
Из общего настроя его слов или, скорее из того, что таилось за словами, можно было понять, что Аверьяныч в истерическом напряжении ищет «секрет» уничтожения Израилем сирийских самолетов и ракет, зная и чувствуя, что задание заведомо обречено на провал, и надо искать пути для собственного спасения, не просто карьеры, а шкуры. Он почти признался, что так ему и сказало начальство, которое в последнее время новое, его не очень любит. Старался Аверьяныч держать Цигеля коротко на шнурке, используя некогда непререкаемое, почти гипнотическое влияние на своего питомца, но в голосе его то и дело прорывалась лихорадочность, даже испуг.
«Еще сбежит»,– подумал про себя Цигель и похолодел, – Еще выдаст. Говорит невероятное, впрямь думая, что он, Цигель, не просто жалкий стукач, а поистине спаситель отечества, прямо Штирлиц:
– Родина тебя не забудет, рой рылом землю. Да понимаешь ты, что случилось? Ты же свой. Большая беда. Весь Варшавский пакт, вся противовоздушная оборона пошла к ядрене фене, если эти ракеты можно так легко разнести».
У обоих в эти минуты даже в мыслях не было, что следует искать разгадку в дремучей среде пейсатых фанатиков. Прямолинейность недалекого ума и полуобразованности в который раз подводила их, и с ними всю Систему за их спиной, еще не подозревающую о скором своем падении.
Цигель не догадывался, что существует такая степень ничтожности, которая рождает манию величия.
Слова Аверьяныча о Варшавском пакте – в какой-то миг изводящей усталостью ночи – пали на благодатную почву. И готовясь проявлять активность, Цигель после этих слов на миг вообразил себя птицей, пытающейся взлететь и увидеть, что за забором, но уже в следующее мгновение осознал себя цыпленком, который в любую минуту может быть раздавлен машиной, если, забыв предосторожность, будет разгуливать по проезжей части.
На секунду он впал в дремоту и, тут же, очнувшись, не мог взять в толк, где находится и кто с ним рядом.
Цигель больше всего в жизни боялся таких мгновенных выключений сознания.
Аверьяныч бодро встряхнул его, но сам выглядел постаревшим и не очень твердо стоящим на ногах.
Цигель был убежден во всесильности Главного разведывательного управления – ГРУ, но в эти минуты встречи с Аверьянычем поймал себя со страхом на мысли, что никакие они не всезнающие, что, кажется, на него полагаются, как на гвоздь в программе. И это на него, на мелкий винтик, отделенный от бункера секретов в этом государстве мощными стенами, которые ему просто не преодолеть.
Получалось, что эти люди, которых он видел проходящими мимо и исчезающими за бронированными дверьми, такие же лысые и бледные, как он, сумели создать такое, что мгновенно обезоружило весь, только подумать, Варшавский пакт, всю сверхдержаву, уничтожив сирийские противовоздушные ракеты в Ливане.
Неужели вся эта мощь ГРУ – блеф, и на него одного – здесь, в Израиле – вся надежда? Неужели нет более крупных шпионов поближе к бункеру секретов?
Потрясало, что Аверьяныч, хитрейшая бестия, просто до бестолковости не понимал, что способен добыть Цигель на своей работе.
Или притворялся, имитирую чурку?
То патетически нажимал на патриотизм, то, внезапно став самим собой, показал в улыбке зубы и произнес на языке русской глубинки, знакомое со времен разведшколы:
– Ты поспрошай…
Это означало на посконном языке мастеров шпионажа: высмотри, подслушай, вынюхай, выверни свою душу наизнанку, чтобы добиться того же у ничего не подозревающего собеседника.
– Как в добрые старые времена, дорогой учитель? – ностальгически вздохнул Цигель. – К сожалению, время не то и место не то. Технология, понимаете ли, невероятно изменилась. Сами же видите?
– За то тебе и платим, – меланхолически произнес Аверьяныч, и тут совсем перешел на домашний тон, который, по опыту Цигеля, особенно таил в себе неожиданности. – Ладно, вижу, ты неплохо здесь прижился. Поразительно. Идет у вас война, а набережная – тут, недалеко – часа три назад была забита гуляющей празднично одетой публикой. Рестораны полны народа, магазины полны продуктов. Чудеса. Слышь, тебе знаком такой Орман?
Аверьяныч показал фото, осветив его иголочным лучом какого-то особого фонарика.
Цигель покрылся потом от макушки до пят. На миг потерял почву под ногами. Потусторонний ужас сжал горло. Да что ж это такое? Откуда это? В тот момент, когда весь мир потрясен Событием, СССР в полной прострации, он, Цигель, при всем понимании собственного ничтожества, где-то, в глубине души, чувствует себя и вправду спасителем отечества, естественно, того, которое потерпело поражение, вдруг в руках, по сути, одного из столпов сверхдержавы, как из обшлага фокусника, возникает фотокарточка соседа. Может быть, за ним, Цигелем, следят свои же монстры? Может, за этим скрыта хитрая угроза: не сделаешь требуемого, пеняй на себя? Все это было настолько неожиданно, противоречиво, непонятно, абсурдно, что в единый миг могло свести с ума. Наконец-то Цигель сглотнул слюну и разжал зубы.
– Это…Мой сосед. Как он попал к вам. Он что, тоже наш?
– Чего ты испугался, – добродушно сказал Аверьяныч. – Никакой он не наш. Наоборот. Мы знаем о нем все до момента выезда. Была даже неудачная попытка завербовать его в шестидесятые годы. Но откуда он мог узнать такое. Начальство за голову хватается.
– Да о чем речь?
– Ты что, статей его не читал?
– Ну, кое-что читал. Но там же сплошная высокая философия. Эллипсы да апокалипсисы.
– Не то читал, Цигеленок.
Цигель морщился: ужасно не любил этого ласкового имени в устах, вернее, из пасти этого волка. Начавшаяся тошнота от неожиданного поворота в разговоре, усталости, упадка сил, голода, усиливалась. Не хватало еще вырвать в присутствии босса.
– Он же там такое пишет про ГРУ, – продолжал Аверьяныч, – особенно про тайные подземные города, о которых даже я ничего почти не знаю, а если догадываюсь, то помалкиваю в тряпочку.
– А? Я про это его поспрошал, – с явной ехидцей сказал Цигель, с трудом преодолевая тошноту. – Так он это все выдумал. Говорит, что это ему приснилось. У него сны такие, многоэтажные.
– Именно. Многоэтажные подземные города КГБ.
– Так это же не по части ГРУ?
