крыло.
Выйдя из кабины и снова оказавшись на земле в полной безопасности, они держались с полным достоинства спокойствием.
– Это было здорово, мистер Джилберт. Здорово. Если хотите, мы придем, поработаем в субботу.
Трудно было сказать, запомнят ли они этот полет? Станет ли он для них когда-нибудь чем-то значительным? Придется мне вернуться сюда лет через двадцать, подумал я, и спросить, помнят ли они еще об этом.
Подъехал первый автомобиль, но они приехали смотреть, а не летать.
– А когда будут прыжки с парашютом? – спросил вышедший из машины мужчина. – Уже скоро?
– Сегодня слишком ветрено, – пояснил Стью.
– Не думаю, что мы сможем сегодня прыгать.
– То есть как это? Я столько проехал, чтобы увидеть прыжок с парашютом, и вот я здесь, а вы мне говорите, что слишком ветрено? Слушайте, ветра ведь почти нет! В чем дело? Вы прыгать, что ли, боитесь и решили просачковать?
В его тоне было достаточно огня, чтобы обжечь.
– Парень, как я рад, что ты приехал! – обратился я к нему, излучая добросердечие и вступаясь за юного Макферсона. – До чего же я рад тебя видеть! Мы уже боялись, что придется отменить сегодняшний прыжок из-за ветра, а тут на тебе, ты приехал. Отлично! Ты и сам сможешь прыгнуть вместо Стью. Мне всегда казалось, что этот парень немного трусоват, верно, Стью? – Чем больше я говорил, тем больше злился на этого типа. – Эй, Пол! У нас есть парашютист! Принеси-ка парашют и мы его наденем!
– Э, минуточку… – сказал тип.
– Ты с какой высоты хочешь прыгать, с трех тысяч или с четырех? Как скажешь, так мы и сделаем. Стью в качестве цели пользовался ветровым конусом, но если ты хочешь подобраться чуть поближе к проводам…
– Эй, приятель, прошу прощения. Я не хотел сказать, что я…
– Нет, все в порядке. Мы в самом деле рады, что нашли тебя. Без тебя у нас сегодня вовсе не было бы прыжков. Мы очень тебе признательны за то, что ты приехал и сделаешь это вместо нас.
Пол мгновенно понял, в чем дело, и поспешно принес парашют и шлем Стью.
– Да нет, я, пожалуй, не стану. Я уже понял насчет ветра, – сказал тип, махнул рукой и быстро отошел к своей машине.
Вся эта сцена была разыграна как по нотам, – настолько хорошо она получилась, – и я решил приберечь этот метод на случай, если снова придется отбиваться от недовольных зрителей, жаждущих увидеть прыжок с парашютом.
– А что бы ты сделал, если бы он не отступил? – поинтересовался Стью. – Что если бы он сказал, что хочет прыгнуть?
– Я бы сказал: «отлично», и непременно воткнул бы его в этот парашют. Да я был готов поднять его в воздух и вышвырнуть за борт.
Какое-то время люди сидели в своих машинах и наблюдали, не желая двинуться с места, пока к ним не подошел Стью.
– Смелее, отправьтесь полетать! – сказал он в одно из окошек. – Райо, вид с воздуха!
Фигура внутри покачала головой. – Лучше я посмотрю на это с земли.
Если это типичные нынешние развлекательные полеты, подумал я, то мы пропали; добрые старые дни действительно ушли в прошлое.
Наконец, примерно в половине шестого, подъехал бесстрашный пожилой фермер.
– У меня хозяйство в двух милях отсюда. Прокатите меня туда, я взгляну на него с высоты.
– Непременно, – ответил я.
– Во что это мне обойдется?
– Три доллара наличными, в американских деньгах.
– Тогда чего мы еще ждем, молодой человек?
Ему было никак не меньше семидесяти, но он буквально прожил этот полет. С развевающимися на ветру белыми, как снег, волосами он показывал сначала куда лететь, потом где снизиться над домом и амбаром. Ферма была такой же аккуратной и хорошенькой, как на рекламном плакате для путешественников по Висконсину: яркая зеленая трава, ослепительно белый дом, ярко-красный амбар, ярко-желтое сено на сеновале. Мы сделали два круга, заставив выбежать на траву какую-то женщину, машущую рукой. Он отчаянно замахал ей в ответ и продолжал это делать, пока мы летели обратно.
– Полет был хорош, молодой человек, – сказал он, когда Стью помог ему выбраться из кабины. – Лучше потратить эти три доллара я бы не мог. В первый раз я побывал в воздухе на такой вот машине. Вы теперь заставили меня пожалеть, что я не сделал этого намного раньше.
Этот полет дал хорошее начало нашему дню, и после него и до самого заката я не
